Женитьба Кевонгов

На другой же день после приезда поэт навестил всех стариков. Изгина тоже. Старик благодарил молодого человека: далекий гость принес ему свое почтение. Вот и сейчас он подошел посмотреть, как идут дела у стариков.

…Сын Тайгук родился и жил в Чайво до возраста пускания корня. Односельчане уже знали, что в поселке появится еще один очаг. Но юноша, подхваченный каким-то ветром, сорвался с родных мест и уехал в какое-то большое русское селение, которое, как рассказывают бывалые люди, находится на расстоянии полжизни пути, если идти пешком. Говорят, там большие дома-скалы, такие большие, что можно вселить в один из них всех жителей поселка Чайво с его колхозом, рыбобазой, метеостанцией, магазином и почтой, и тесно не будет. А домов столько, что, если даже заходить не на чай, а просто так справиться о здоровье жителей, понадобится много месяцев.

Сына Тайгук не было пять лет. Вернулся учителем и, как сейчас уже привыкли называть его нивхи, — поэтом. Те, кто слушал его выступление (слово это тоже появилось совсем недавно), утверждали: никогда не слышали ничего подобного.

Вскоре Изгин услышал его. Сам признанный сказитель, он поразился обилию ума, вложенного в те немногие слова, что составляют стихи. Поразился звучности этих слов, их стройности. Многие стихи поэта были одеты в мудрую печаль. Такое Изгину доводилось слышать лишь в годы своей юности из уст лучших шаманов.

Этого молодого человека с рюкзаком за плечами видели во всех нивхских селениях. Изгин встречал на своем веку не одного собирателя сказок. Но этот удивлял какой-то ненасытной жадностью к сказаниям: он мог их слушать часами.

Что греха таить, Изгин поначалу делал вид, что знает не много сказаний: кому охота тратить время на сказки и легенды, когда, например, пошла рыба. Да и язык устает.

Но вот однажды увидел Изгин на берегу несколько неводников с рыбаками и среди них — кто-то в белой рубахе. Вышел старик узнать, что заинтересовало столь солидных людей. И услышал неповторимое: казалось, само море вдруг обрело язык и заговорило с людьми — поэт читал стихи. Вокруг тишина. Даже слышно, как пена шуршит о борта лодок. А поэт стоял на груде невода, широко расставив ноги, и читал стихи. Его будто подхватила какая-то сила, и казалось, он вот-вот взлетит.

Поэт читал стихи о волне.

Изгин видел, как на бескрайнем океанском просторе что-то еле заметно сверкнуло. Плеск. Еще плеск. И зародилась маленькая волна. Играя с рыбьей стаей, она все росла и росла. И вот, выгнув спину, поскакала белым горностаем. Велик океан. Во все стороны одна даль, даль. И помчалась волна… Куда? Зачем?

Кто тебя приветит
нежным словом?
Кто тебя в просторных
далях
ждет?

Но ее никто и нигде не ждет.

Громадина волна, перед которой ничто не устоит, не знает, зачем она появилась на свет.

Ничему не рада,
ни на что не злишься,
У тебя, холодной,
никаких страстей.
Забавляясь силой,
вдаль стремишься,
В те края,
откуда
нет
вестей.

И вот она, громадная, и вот она, гривастая, и в ярости бессильная нависла над скалой. Мгновенье! И обрушится всей мощью на камни, и… только вспыхнувшие в лучах солнца брызги напомнят: была она громадная, могучая волна.

Поэт кончил читать. Все молчали, захваченные страстным чтением.

Изгину жаль волну, так зря растратившую свою огромную силу. Какая-то смутная, необъяснимая тревога охватила старика, вытеснила все его повседневные маленькие заботы. Она стала стучать в висках с настойчивостью дятла, добирающегося до личинки короеда. Только заметили односельчане — с тех пор уже не поэт искал встречи со сказителем, а старый человек шел к поэту и торопился выложить все, что слышал от разных сказителей за свою долгую жизнь. И рассказывал до тех пор, пока неутомимый молодой человек не сдавался:

— Дедушка, передохнем.

…И вот стоит поэт перед стариком, высокий, обветренный, как и все нивхи, с живыми, на редкость большими глазами, окаймленными черными ресницами. Брови — вразлет, как ястребиные крылья; тонкие, цвета клюквы, губы.

— Работайте, работайте, — мягко сказал поэт.

Чувствовалось: он смущен, что своим приходом помешал людям.

— Мы с Латуном просто хотели посмотреть, как вы работаете.

Изгин обрадовался молодым людям: им тоже интересно, что говорит старый человек.

— Присаживайтесь, нгафкка, — обратился Изгин к поэту. — И ты присаживайся, бригадир, — обратился старик к Латуну.

— Раз уж сошлись вместе профессор, поэт и сказитель, надо говорить о том, что всем интересно, — сказал Изгин, лукаво прищурив и без того узкие глаза.

«Сейчас что-нибудь расскажет», — будто неожиданной приятной находке обрадовался поэт.

— Вы, конечно, слышали, что среднее течение нашего залива у пролива называется Харнги-ру. Но не знаете, откуда взялось это название. — Старик обвел собеседников испытующим взглядом.