Жена штурмовика

Бездушные машины, от спутников до маленьких дронов, ведут войну против человеческих легионов, а воинственных обезьян держат в окопах и гонят на мясные штурмы, неважно — самок или самцов.

Марсиане Уэллса не разбирали, кого загрести своими щупальцами — женщин или мужчин.

Эта система, описанная гениальным англичанином в 1895 году, воплощена ныне в жизнь.

Вот против кого мы воюем.

Я не расчеловечиваю противника, как бы кто ни хотел мне это предъявить.

Противник расчеловечен системой, в которую сам же себя и встроил в рамках угодничества перед ней и стремления в нее.

Глобальная система слежения и связи: спутники, компьютеры, дроны, поставленные с Запада танки, БМП и ракетно-артиллерийские системы — не инструмент, который обслуживает ВСУ.

Сами ВСУ являются обслугой этой системы.

А ошметки украинской государственности и не успевший разбежаться по миру ее биоресурс — это субъект кормления и подпитки этой системы.

Не более чем.

Отправляя на убой женщин, матерей своей нации и хранительниц ее домашних очагов, современная Украина расписывается в своем политическом банкротстве окончательно и бесповоротно.

Это зависимая, находящаяся во внешнем управлении территория, руководимая людьми, которым на нее наплевать.

Ее патриотические декларации и слова о защите земли и нации не стоят даже бумаги, на которой они написаны, электричества, затраченного на набор этого порожнякового текста.

Не с кем разговаривать.

Не с кем договариваться.

Враг не на Банковой. На Банковой клоун и наркоман, низовой менеджер, оператор торгового зала.

Враг сидит дальше и глубже.

Достать его тяжело.

Но не о нем пока речь.

Пока мы говорим о техническом противнике, гниющем в окопах напротив.

О его сути и сущности. О его статусе.

Это все надо понимать четко и ясно.

Чтобы окончательно изжить рефлексии и нытье о «мы пришли в их страну».

У них нет никакой страны.

Теперь у них нет даже собственных женщин.

Какой же у них может быть собственный дом?

Глава XXXI Возвращение

У кого как, но у моего мужа собственный Дом точно был.

30 января я вместе с обоими сыновьями приехала на станцию Екатеринбург-Пассажирский.

Было холодное зимнее утро.

Мы приехали вовремя, поставили машину возле магазинов на привокзальной площади и прошли на перрон.

Вскоре показался медленно тянущийся пассажирский состав, огни локомотива, вереница вагонов.

Мы встали правильно, нужный нам вагон остановился почти прямо перед нами.

Вот и эта долгожданная минута.

Я ждала ее шесть долгих месяцев. Шире — 1 год и 9 месяцев.

Из вагона выходили пассажиры, и где-то в середине потока — мой муж. В защитной форме, сдвинутой на макушку шерстяной шапочке, небритый, помятый, усталый, но радостно улыбающийся.

Я попросила старшего сына снять нашу встречу на телефон.

Это видео для меня — одно из самых главных и ярких событий в моей жизни.

Все закончилось.

Так мне, во всяком случае, казалось.

Теперь предстояло жить дальше.

Жить, попутно присматриваясь к человеку, как будто бы знакомому полностью, — не оставила ли война в нем какого-то неизгладимого следа, невидимого издалека?

Я старалась много не думать об этом, дав время и себе, и ему передохнуть и акклиматизироваться…