Жена штурмовика

Я покачала головой. Меня не задело. Я хотела его дослушать. Он кивнул и продолжил:

— Люди заговорили о конце эпохи войн. Люди потеряли веру в осмысленность войны. Утратили понимание ее великой ценности. Стали говорить о каком-то тупике. О невозможности выбраться из него. О том, что такого инструмента, как война, в отношениях людей быть не должно.

Он криво усмехнулся, будто бы нелепость этого утверждения была настолько очевидна ему, что казалась очевидной и для всех вообще.

— И тогда появились они. Танки. Венец инженерии. Самое совершенное оружие в истории человечества. Сперва неуклюжие и нелепые, но потом… Они развивались стремительно. Они становились все более и более совершенными. Они вбирали в себя все самое лучшее, что создавал человеческий разум. Лучшее в металлургии и машиностроении, лучшее в химии, лучшее в физике…

— Мой муж сейчас на войне, — прервала я его восторженные слова, — и он говорит мне, что ваши танки уходят в прошлое. Это по-прежнему страшное оружие, но его роль уже не та, что в ваши времена. Танк страшен и грозен, но это мощь динозавра, чье время закончилось. Его мощь — агония, конвульсия этого рода войск. Война снова в тупике.

Взгляд танкиста потух. Лицо погрустнело. Он опустил голову и покачал ею:

— Да, это так. Действительно. Та война, на которой сейчас ваш муж, — в тупике. И снова и снова женщины, либералы и гнилая интеллигенция говорят о конце эпохи войн.

Я подалась вперед. Мне стали неинтересны его философствования.

— Откуда вы знаете, что мой муж на войне?

— Я с ним виделся. Так же, как с вами. Мы сидели у такого же камина и долго беседовали.

— О чем?

— Этого я вам не скажу, — неожиданно грустно, с досадой даже произнес он, — мне нельзя. Но я скажу вам другое.

Он всем корпусом повернулся ко мне и прямо, твердо посмотрел в глаза:

— Я пытался его убить. Я стрелял по нему. Я видел, как он перебегает из домика в домик, ныряет в какие-то трубы под дорогой. Это было далеко. Никто из людей не смог бы увидеть его фигурку с такого расстояния. Но я вижу многое из того, что не дано видеть другим. Возможно, когда-то он сам расскажет вам об этом. А вы расскажите ему, что это я стрелял. Это я сидел в том танке. А он убегал от меня — маленький, жалкий человечек в смешной броне, с бессмысленным автоматом в ручонках. Человечек, который так ничего и не понял. А я ведь пытался ему донести и объяснить…

Я резко поднялась с кресла, подскочила к нему и наотмашь тыльной стороной кисти ударила его по губам.

— Убирайся, мразь. Убирайся отсюда туда, откуда ты пришел. Я не хочу больше с тобой общаться.

Меня трясло от ненависти и злости.

Его же лицо не выражало никаких эмоций. Глаза его снова были пусты, холодны и бесстрастны.

Он не мигая смотрел ими на меня, одновременно вытирая кровь с разбитой губы.

— Я уйду. Конечно же. Но я скажу вам одну вещь на прощание. Вы помните, я описал вам тот мир, где нахожусь сейчас? Там воины, штурмовавшие планеты в далеких галактиках. Через много-много веков после нашего с вами общения здесь. Помните об этом. И думайте.

Он взял со столика фуражку, черную, с блестящим черепом на околыше, все это время лежащую по его левую руку между нами, встал, привычным, отточенным жестом надел ее и, слегка поклонившись, повернулся и вышел из комнаты.

Я осталась одна у горящего камина, слыша, как удаляются по гулкому коридору его шаги.

Глава XXVI Годовщина свадьбы

Первый раз за все это время я отмечала годовщину свадьбы одна.

Сидела дома, перебирая старые, еще доцифровой эпохи фотографии.

Где-то на антресоли лежала древняя VHS-кассета со свадьбы, оцифровать ее у нас все как-то не доходили руки, а видеомагнитофона, чтобы ее воспроизвести, в доме давным-давно уже не было.

Но я и так все очень хорошо помнила…

Первый раз мы подали заявление в ЗАГС еще в сентябре. Свадьба должна была состояться в октябре, мы уже понаписали приглашений, но денег собрать не удалось.

Нам пришлось изменить свои планы.

Ну, как — нам?

Локомотивом проекта в ту пору была я. Мне была нужна свадьба, и к своей цели я перла как маленький танк. Никакие «может, просто распишетесь» меня не устраивали.

К декабрю какие-то денежки наскреблись. Свадебное платье я взяла у подруги, купить собственное было для нас непозволительной роскошью. Муж надел костюм чуть ли не с выпускного в школе. Магазинного алкоголя на свадьбе не было. Лишь медицинский спирт в фанфуриках, на котором были сделаны настойки из черноплодной рябины. Кафе сняли самое бюджетное, где-то на окраине города, чуть ли не в лесу. Отопление в нем присутствовало, но в очень зачаточном состоянии, так что я всю свадьбу просидела в платье и в валенках. А день был очень морозным. Гости, кто пил, трезвели мгновенно, как в вытрезвителе.

Ну и, как назло, у мужа дико разболелся зуб, отравив ему этим весь праздник.

Утром половина всех денег, подаренных нам на свадьбу, ушла в частную стоматологическую клинику.

Всего это мероприятие обошлось нам в 13 тысяч по ценам 2002 года, и даже по тем временам для свадьбы это были очень скромные деньги.