Земля и Черепаха

Лебаллина это не на шутку встревожило. В самом деле, как ещё выбираться из этой радужной бесконечности, кроме как не с помощью предательской установки?

Немного успокоившись, он подошёл к стенному шкафу, выволок оттуда тяжёлый бронекостюм и штук пять ручных бластеров и парализаторов, Быстренько переоделся и, распихав оружие по бронекостюму, объявил экипажу общий сбор.

Представ перед подельниками в столь грозном виде, он просто и коротко объяснил им создавшуюся ситуацию. Как и следовало ожидать, возникла небольшая паника, кто-то из толпы пару раз предсказуемо пальнул в капитана. Бронекостюм спокойно поглотил растёкшиеся по нему импульсы.

Сделав пару успокоительных выстрелов над головами собравшихся, капитан вернул внимание к своей персоне, объявив, что корабль ложится в дрейф, пока не заработает установка. Или пока её не починят.

В починке подобных устройств капитан разбирался слабо. Как, впрочем, и команда, привыкшая к совершенно противоположным действиям. Однако надо было что-то делать.

Первое, что сделал Двоехвост, – потребовал выдачи стрелявшего. С целью подавления бунта.

К его удивлению, стрелок не стал прятаться, а вышел сам. Так уверенно, словно знал, что с ним ничего не произойдёт.

Капитан удивлённо приподнял оба хвоста.

Стрелявшим оказался корабельный псионик. Тощее нескладное создание, слегка похожее на богомола. В обычной жизни – совершенно не агрессивный тип, не склонный к панике и уж тем более к оспариванию должности капитана.

– Ну, рассказывай, зачем стрелял? – сурово произнёс капитан. – Что, лучше меня знаешь, как отсюда выбраться?

– Не знаю! – честно ответил тот. – Зато знаю, куда нам лететь.

– И куда же, позволь спросить? – поинтересовался Двоехвост.

– На два часа девятнадцать минут от центральной оси – отозвался тот.

– Интересно! – хмыкнул капитан. – И что мы там найдём?

– Не знаю, – ответил псионик. Только я там чувствую какой-то объект. Материальный и довольно большой. Не то планета маленькая, не то ещё что-то подобное.

– Чувствуешь… – проговорил капитан. – Врёшь ведь, как телевизор! Наверняка казнь свою хочешь отсрочить!

– Давайте проверим! – отозвался богомол. – Можете меня закрыть на двое суток, а когда доберётесь – сами скажете, прав я или нет.

– Скажем-скажем, – ответил Двоехвост. – Что ж, половину твоих желаний я исполню. Эй, Трогг, отведи его в карцер да запри хорошенько, – обратился он к четверорукому воину, стоявшему в некотором отдалении, единственному, кто не поддался общей панике.

– Двое суток, говоришь, – ворчал Лебаллен, рассчитывая новый курс «Турбинии». – Ну что ж, подождём. А вдруг правду сказал? Интересно, что он там такое увидел, что в капитана понадобилось стрелять?

Указанные двое суток прошли.

Неизвестно, что подумал Двоехвост, когда впервые увидел Черепаху. Об этом можно только догадываться. Известно только, что приблизившись и как следует осмотрев Диск, он решился на посадку. А что ещё оставалось?

Богомол-псионик честно заработал свою жизнь, однако так и остался в заключении. В то время как вся остальная команда осторожно отправилась исследовать новую местность.

Диск тогда ещё не был столь плотно застроен, как сейчас. Несколько дней команда «Турбинии» тщетно пыталась найти хоть одно живое существо, кроме гигантских слонов и черепахи. Поиски не увенчались успехом.

Ничего не оставалось делать, как заняться починкой установки.

Несколько раз сверившись со схемой, Двоехвост и три робота-техника приступили к разборке и тщательному осмотру всех её узлов. Как и следовало ожидать, безуспешно.

Установка всё так же светилась, жужжала и напрочь отказывалась выполнять свою основную функцию.

В команде потихонечку назревал разброд. До явного бунта пока не доходило, но Двоехвост чувствовал, что ждать этого недолго.

В один из таких дней из карцера донеслись громкие вопли богомола, требовавшего немедленной встречи с капитаном.

Конвойный Трогг доставил его в каюту Лебаллина, где псионик потребовал разговора с глазу на глаз.

Когда Трогг вышел, он развалился в приёмном кресле и заявил, что наконец выяснил причину отказа установки. Вернее, не он сам, а установивший с ним контакт Младший Слон.

Капитан, уже почти смирившийся с мыслью остаться здесь навсегда, флегматично слушал рассказ псионика, явно повредившегося мозгами от долгого заключения.

А тот вполне связно объяснял, что последний залп рейдера повредил единственный узел установки, не подлежавший обычному ремонту.

Энергетический контур связи с Запредельем представлял собой сложнейшее переплетение множества силовых, магнитных и ритмодинамических полей, больше походя на мысль, чем на какой-то прибор. Вот этот-то узел-мысль и оказался задет в самый последний момент перехода корабля в Запределье. Задет, но не уничтожен, хотя его нынешняя структура, некогда упорядоченная, превратилась теперь в хаотическую мешанину импульсов.

– Ну, и что прикажешь делать? – поинтересовался капитан. – Только не говори, что можешь его починить.

– Я не могу, – ответил богомол. – Зато Младший Слон может.

– Как? – удивился Двоехвост. – Хоботом, что ли?