— Сейчас не время для дипломатии. — Ружена оглядела товарок. — Я согласна: жребий — наш единственный способ договориться.
— Дурацкий, но действенный, — поддержала её Мирослава.
— Да, так, — опустила глаза Любава.
Слово сказано, решение принято.
Обсуждать честность предстоящей процедуры не имело смысла: жрицы были равны по силе и даже не пытались повлиять на итог с помощью магии.
— Будем тащить спички?
— Я прихватил, на всякий случай, — пробасил Годун, извлекая из кармана коробок, а из него — три тонюсенькие палочки. Одна из которых, корявенькая, обломанная, определит судьбу Великого Дома Людь на ближайшие годы.
— Только спичек должно быть четыре, — торопливо произнёс Витенег. — Пусть всё пройдёт честно, иначе Всеведа меня убьёт.
— Я не против.
— Я тоже.
— Пусть так.
Покладистость жриц объяснялась очень просто: они были уверены, что победительница определится здесь и сейчас, и пристально изучали тёмно-коричневую головку счастливой палочки, стараясь «внутренним» взором подметить и запомнить её навечно, чтобы не ошибиться в главном выборе жизни.
— Не волнуйтесь, подруги, я не тронула бы вас и без заклятия обещания, — негромко произнесла Ружена. — Но воли у вас особой не будет.
— Ты такая мечтательница, — нервно рассмеялась Любава, не отрывая взгляд от царственной палочки. — Моя победа предопределена: я всегда знала, чего хочу.
— А я всегда добивалась поставленной цели, — не осталась в стороне Мирослава.
— А я мечтаю о возвышении Зелёного Дома, — неожиданно для всех влез в разговор Витенег. — Всеслава слишком слаба для короны, и любая из вас станет лучшей королевой.
— Спасибо, барон.
— Я постараюсь, — пообещала Любава.
— Кто активировал аркан? — нахмурилась Ружена.
И повернула голову туда, где только что случился мощный всплеск магической энергии. Просто повернула голову, спокойно, удивлённо, не чувствуя угрозы и не собираясь отражать атаку.
Они ведь сидели в самом сердце крепости!
Они чувствовали себя в полной безопасности. Три необычайно сильные ведьмы, совершенно позабывшие о том, что Тайный Город пребывает в состоянии войны.
Как Шарге и предсказывал, мощное защитное заклинание притупило чувствительность жриц и позволило Ардоло освободиться из контейнера, который пронёс в помещение барон Витенег. Крупный чёрный камень, как обычно, изображающий брелок, лежал в барсетке, которую барон небрежно повесил на спинку соседнего стула, и в долю секунды обратился гигантским, беспощадным воином…
— Смерть!
Здоровенный, чёрный как смоль Ардоло был страшен, однако противостояли ему не «тургеневские девушки» с мечтательными взглядами, а опытные, прошедшие не одну войну ведьмы, не умеющие теряться в критических ситуациях.
— Смерть! — орёт голем, собираясь атаковать.
И молниеносно принимает на грудь три огненные стрелы, отлетает к стене, впечатываясь в камень, но остаётся целым, потому что всё, кроме ударной волны, забирает мощный «панцирь».
— На!
Жрицы бьют повторно, бьют в надежде, что первый выпад разрядил защиту и голема ждёт неминуемая смерть. Бьют безжалостно, бьют точно. Бьют, ещё не поняв, что оказались в тщательно рассчитанной ловушке.
«Мой артефакт выдержит два залпа от этих дур. Ударная волна тебя долбанёт, но ты выдержишь, шкура у тебя крепкая… Зато от огня „панцирь“ тебя закроет. И за эти два залпа ты лишишь зелёных ведьм их единственного преимущества — магии…»
Вторая ударная волна едва не превращает голема в плоский блин. Могучие потоки сжимают искусственную плоть, на какое-то мгновение кажется, что сжимают навсегда, что невидимыми жерновами перетрут его в порошок, но уже через секунду Ардоло чувствует свободу. А жрицы — внезапно! — слабость, потому что активизированный пару мгновений назад артефакт всасывает магическую энергию со скоростью взбесившегося пылесоса.
«Они будут так увлечены попытками убить тебя, что наплюют на защиту. Два первых выпада будут атакующими. А третьего не случится».
— Смерть!
Залпы от разъярённых жриц — испытание серьёзное, удары оказались настолько мощны, что даже искусственная плоть наполняется жгучим страданием, даже искусственные нервы воют, а болевые центры превращаются в раскалённые иглы. Тело молит об отдыхе, о передышке, но Ардоло не имеет возможности тратить драгоценные секунды на стоны и слабость. Два удара прошли — теперь моя очередь!
— Смерть! — И голем бесстрашно бросается в прямую атаку. — На! — В руках излюбленное оружие — причудливо изогнутые ножи, которыми так удобно резать и плоть, и кости. И бить удобно. Тоже.
— На! — И голова барона Витенега повисает на лоскутах кожи.
— На! — И три быстрых удара в область сердца кладут Мирославу на пол.
— На! — И захлебывается кровью барон Годун, а перепуганный Бакула пытается бежать.
Ардоло силён, умел, а главное — потрясающе быстр, его жертвам кажется, что они ещё живы, а голем уже убивает следующую, кожей впитывая запах смерти и брызги крови.
— На! На!! На!!! — И живот Любавы распускается десятком алых линий.
И тут же срабатывает внутренний таймер: «Пора!» Вихрем проносится тень огорчения: не всех убил! Но с инстинктом самосохранения не поспоришь: пора, значит, пора.