Завтрашний царь. Том 2

– Хоромы возводим, – отмолвил степенный строитель. – Терем жалованный, по деяньям награду.

– Всход излаживаем, – сказал второй. – От кривды людской к вышней правде.

– Врата светлые, праздничные, – пояснил самый молодой.

Опёнок задумчиво покивал. Здешние строители были родня плотникам Сегды. Те тоже никогда прямым словом не говорили, чем заняты. Подозрения зародились самые скаредные. Взгляд нашарил знакомый возок, толчея у саней помстилась коловращением схватки…

Нет.

Всё было мирно. Скоморохи с весёлыми помогатыми ладили подвысь, ставили балаган.

Изворцы в свою очередь рассмотрели косы Светела, тёмные обтянутые скулы, шелушащиеся с мороза:

– Сам чьих будешь, молодец захожий? Не дикомыт ли?..

Светел расправил плечи, готовый к веселью и к схватке, притопнул иртой:

– Как уж первую струну я от Твёржи натяну! Почему? Да потому! Там тепло в моём дому!

Строители помолчали.

– А гусли где? – наконец спросил хозяин работ.

За плечами у Светела не было длинного короба, лишь маленькая укладка. Он ответил:

– Руки есть, гусли наживём. А что за веселье у вас, гнездари? – И улыбнулся, как волкодав, заметивший бирюка. – Случаем, не котёл за долей крови наехал?

– Котлярам, дикомытушко, праздновать недосуг. Они уж были у нас. Подарки дорогие покинули.

– О как…

– А ты думал. У нас нынче память святого отрока, что Моранушке сполна послужил.

«Знаем мы эту службу… И отроков повидали…»

– Так вы мораничи тут.

– Кто умён, тот моранич, – приосанился молодой.

– Кто жизнь повидал, тот дедовского корня не рубит, – проворчал бородатый.

Середович благоразумно смолчал.

Мальчишки наладились увозить иссякшую бочку. Светел поклонился строителям, пошёл вместе с детьми. Бочка была далеко не первая, вся в броне застывших потёков.

– Умаялись? – спросил Светел. – Пособлю?

– Не, дяденька. С нами храбрый Дрозд налегает, Матушке служит.

– Что за Дрозд?

– А ты не знал, дядя?

– Он шабёр наш был. Ободворок.

– В прошлом поезде новой ложкой ушёл.

У Светела качнулся перед глазами ночной лес, в ушах вздохнули кугиклы. Был этот Дрозд в шатре, когда туда вошёл Сквара? Или позже взяли его?

– Он подвиг содеял ради Владычицы. Святую гибель изведал.

«Братище братёнка из поезда выручал… башку в пузырь кулаком внёс…»

– Они на неприступную вежу подниматься учились.

Обледенелая бочка стала крепостной башней немереной вышины, стынущей на морозном ветру. По ней карабкались маленькие человечки, упорные, отчаянно смелые.

– Одного наверху закруга взяла, в глазах смерклось.

– Дрозд его на маковку вытолкнул.

– Да сам оскользнулся.

…И Сквара со всеми лез. По голому льду, настывшему неровными плитами. Обдирал руки, пытаясь за что-нибудь ухватиться…

– Наземь слетел, хвалу прошептав.

– Котляры честной костёр ему сладили, не поскупились.

– Сам стень, учителю первый сын, прах в Извору принёс и матери отдал.

– С нынешним поездом другой стень пришёл.

Светел вернулся в себя, во взрослую явь. Брякнул наобум:

– Лихарь, что ли?

– Не, дядя. Лихарь прежний был, а этот Хотён.

Имя для Светела было безгласно. Так и разбирало выпытывать ещё, спеша по свежему следу, но было нельзя. «Отик, отик, там дикомыт пришёл, о котлярах дознаётся…»

Не дай воли сердцу во гневе, а языку во беседе!

– Вы, ребятня, мне вот что поведайте, – выговорил он, скучая. – Что там за стойки с переводиной громоздят?

– Так релью, дядя!

– Шибеницу!

– Злые тати в порубе маются. Ради повеселья вешать их будем.

Не дай сердцу воли

Всякий мир своим обычаем крепок. Сегда чуралась мирских песен, но долю крови Царице не собирала. Извора отправляла детей в котёл, даже святого родила, зато Кербогу, въехавшего незваным, принимала охотно и с предвкушением. Скоморошне уделили местечко внутри зеленца, в нижней части купилища. Потешники, известно, горланят, а ещё рядятся в кратополое, тонкое да яркое. Не по морозу же им?

Светел деловито сложил ирты и лапки, выпростался из надоевшего кожуха:

– Поздорову, дядя Кербога!

Балаган уже красовался парусами цветных рогож, поднятых на упругие жерди. Некогда пологи рдели красками, теперь облиняли. Всё равно глазу отрада после сплошь белого да серого с чёрным.

– Проводил? – разогнул спину Кербога. Он трудился сзади подвыси, перебирал длинные свёртки. Готовил расписные задники к представлению. – Я уж думал, ты до Конового Вена сбегать решил. Кого хоть из погибели выводил, горе луковое?

Возле скоморошни вилась любопытная ребятня. При виде страшного дикомыта ребятишки с визгом брызнули прочь. Сейчас в мешок засадит – ищи-свищи!

– Ну их, – отмахнулся Светел. – То братом с сестрой сказывались, то женихом с невестой, то рабами, из дому беглыми. Санки – сегодня своего дела, назавтра краденые, поди знай. Всю мурцовку мою слопали. Уши у обоих дырявые…

– Вот на что было впрягаться?

– Так жалко, дядя Кербога. С них бы шкуру спустили.

– А вдруг убили кого, дом сожгли?

– Да ну. Дети глупые… – Подумал, добавил обстоятельно: – Нет, одёжки дымом не пахли.

– Двое дурных, и третий не лучше, – вздохнул скоморох. – А настигли бы вас?..

Светел хмыкнул, хотел задрать нос, вспомнил хруст сломившейся лыжи.

– Я бы потолковал…

Кербога завёл глаза под лоб, вернул на место.