Завтрашний царь. Том 2

У Хозяйки Судеб в левом оке – булыжник суровый:
Нас, рождённых в соломе, и видеть не хочет она.
За себя и за тех, кто растёт и живёт на готовом,
Чашу горьких лишений весь век испиваем до дна…

В первый же вечер Косой спустил порядочно серебра, притом с видимым равнодушием. Лил в горло гадкое, но крепкое пиво, метал кости, ставил только на мечи, и, конечно, чем дольше играл, тем реже они ему выпадали. Он молча вытаскивал очередной сребреник… лишь в глазах густели красные жилки.

– Не кручинься, добрый человек, – сказали ему воры. – Серебро твоё на благое дело пойдёт. На грев и прокорм родному брату нашему Коверьке, в шегардайскую блошницу без вины брошенному.

Косой кивнул, усмехнулся. Знаем, мол, вашу чистоту белокрылую.

На ночёвку в собачник игроки отвели его под руки, как лучшего друга. Было отмечено, что чунки у него простые, но ладные, лёгкие, быстрые. И по виду особой поклажей не обременены.

Люди охотно верят в желанное. Если Косой так легко упускал из рук серебро, может, в саночках у него, в потрёпанной мякоти, ларец с сокровищем притаён?

Один воришка, болтавшийся у кружальных столов, решился попытать счастья. Звали его Клоп.

Был он плюгавый, никчёмный, но жадный. Как раз таких всегда вперёд высылают.

Потом сказывали, он едва успел прикоснуться к кожаной полсти, какое там подрезать ремни. Гость, пьяно храпевший по ту сторону чунок, взметнулся, как люди не могут. Вся воровская юркость не помогла!.. Косой за что попало сгрёб посягателя и отшвырнул так, что плюгавец ухнул прямо на спящих собак. Визг, рык, лай!.. Пока злополучный крадун, вереща, выпутывался из привязей и хватких зубов, набежал народишко.

Косой стоял у саней с кинжалом в руке, медленно просыпаясь.

Тут стало понятно, кто он на самом деле таков.

Клопа побили. Больше для виду. Ему без того крепко досталось. Пёсья челюсть смяла правую руку, ту самую, бесценно-ловкую, невесомую.

– Выправится, сгодится полы мести, – смеялись старшие воры.

Мы брели по тропе, утопавшей в болотистой чаще,
Где лишь серые совы беззвучно шныряли вокруг.
С нами был следопыт – право слово, нисколько не старше,
Чем сегодняшний ты, мой далёкий, неведомый внук.
Всем хорош – и речист, и улыбчив, и поступь легка…
Лишь глаза непроглядны, как чёрные два омутка.

Он в охотку нас вёл через мхи, по затопленным гатям,
Скорым ходом туда, где на плоском речном берегу
Мы хотели ударить в тылы наступающим ратям,
На рассвете у брода поджилки подрезать врагу.
Молодой проводник находил нам дорогу во тьме.
И с чего мне казалось – парнишка себе на уме?

Гусляр-скитун пел не умолкая. Хозяин кружала весь день подносил Косому дармовое пиво, отвёрстывая обиду. Витязь молчал, усмехался… понемногу проигрывал серебро.

Когда мошна иссякла – начал ставить в кон доспех. Помалу. Безжалостно. Поножи, наручни, латные рукавицы… Всё – без прикрас, но такого уклада, что и позолоты не надо. Проигрывал, возвращал, ставил снова… Когда на столе оказался шелом, промятый, но не пробитый жутким ударом, воры забеспокоились. Витязь, кажется, намеренно рушил всё, что крепит в земной жизни воинского человека. Худого не удумал бы, как всё проиграет!

– Ты что творишь, твоя почесть? – подступили к Косому люди посовестные. – Не богопротивное ли замыслил? Твои придут, с нас будут спрашивать! Что велишь отвечать?

– Не придут, – сказал воин. – Не спросят. В том моё вам крепкое слово. А что я задумал, то между мной и Богом Грозы, а вам дела нету.

И метнул кости.

Роковые кубики покатились и застучали, являя то гусли, то щиты, то луки со стрелами…

Шлем в этот день трижды уплывал от него и трижды возвращался, словно умоляя не отдавать: «Я тебе жизнь спас, а ты?..»

Витязь исступлённо выталкивал его, захватанный чужими руками, обратно в кон. «Не надобен. И жизнь эта клятая не нужна…»

И в конце концов шлем, как вся прочая справа, осел в коробах у жуликоватого маяка, даже в тёплом кружале редко вылезавшего из полуторной шубы. По всему оплечью свисали пышные собачьи хвосты, за что шибаю дано было прозвище: Хобот.

Он, верно, уже предвкушал, как придёт на купилище, как гордо разложит товар в добычном ряду… Может, с того вновь двинутся в гору изрядно пошатнувшиеся дела!

– И латы продавал, и щиты, и рубахи железные… а вот пояса воинского до сих пор не бывало. Слышь, твоя почесть? На пояс будешь играть?