Завтрашний царь. Том 2

На трёхстах островах,
На несчётных ветрах
Шегардай возвышается стольный.
Славный Ойдригов меч
Заклинался беречь
И хранить нашу древнюю вольность…

Потом сплошная пелена вдруг раздвинулась, и оботуры вывезли царские саночки на площадку, которую снег словно бы облетал. Похоже, не врали слухи об искусстве облакопрогонников. Они стояли двумя крыльями, положив друг другу на плечи руки в оперённых рукавах, и снег завивался прядями, клонясь прочь.

Здесь брат и сестра покинули сани. Поперёк ледяного тора шаяли три полосы живых углей, высыпанных на железные поддоны, – дар кузниц Ватры, где служили Огню.

Царевич и царевна перешагнули рдеющие, дымные полосы, ступая с правой ноги. Эрелис обнажил голову.

– Во имя моего предка, царственноравного Ойдрига Воина, что взял на щит Левобережье и положил начало городу Шегардаю! – выговорил он громко. Наследник стоял гордо и прямо, сестра же опустилась на снег, прижимаясь к его колену: пугливая царевна, внимающая речам выше своего понимания. Эрелис продолжал: – Ради чести моего отца, Эдарга, и матери, Эсиники, Огнём Венчанных! По долгу крови праведных и ради блага народа я иду взять под свою руку город и губу Шегардая с его селеньями и путями, промыслами и богатством, заботами и неурядицами. Я, Эрелис, третий сын Андархайны, вступаю в наследство! В сём да заветуют со мною могучие и славные Боги, хранящие Шегардай!

Жрецы простёрли руки в благословении.

Пернатые внуки Неба.

Дети Огня в кожаных запонах.

Кормщики Морского Хозяина в синих кафтанах, запахнутых наоборот.

И мораничи во главе с Люторадом.

Посреди снегопада вспыхнула то ли радуга, то ли зимний сполох…

Слова, произносимые перед Богами, звучат громко и слышны далеко. Снежные пелены раздвинулись шире, открыв народное скопище. Старцы города, большаки кутов и улиц, достаточные купцы, ремесленники, рыбаки, безбрежное простолюдье… Половина Шегардая, не меньше, стояла улицей от росстаней до самых Последних ворот.

– Вот они, чадунюшки наши!

– Дожили, желанные! Дожили…

Обряд встречи наследника был обговорён, но это!

Санки, слаженные лучшим санником города, вновь ждали царевича и царевну. Оботуров в упряжи уже не было. Люди впряглись, подхватили, помчали санки вперёд, передавая с рук на руки под радостный крик. Нерыжень ехала на запятках, поближе к царевне. Косохлёст едва успел запрыгнуть на облук. Черёдники с копьями бежали по сторонам, но властен был лишь Господин Шегардай, это все понимали.

Крепкие ладони теснились на пустых оглоблях, на пристяжи. Десяток шагов – отсягай прочь! Каждый хотел прикоснуться, запомнить, унести с собой навсегда.

У Эрелиса блестели глаза. Он поймал взгляд Косохлёста:

«И от этих людей я должен был прятаться в болочке?..»

«Не от них, – мог бы возразить молодой рында. – От чужака с худым умыслом…»

Вслух он ничего не сказал, ему было некогда.

Потом санки поползли вверх по берегу, в снегу стали попадаться проплешины.

– А улицами как, желанные?

– Жалко Вязилины саночки по камням рвать…

– Эх! Соймочку в ближнюю воргу вывести не смекнули.

Могучий водонос, только начавший отсчёт своих десяти шагов у оглобли, беспечно расхохотался:

– А улицами – понесём!

Шегардай приветствовал долгожданного сына, вернувшегося домой.

И Эрелис знал, что никогда этот день не забудет.

Нечаемый венец

Со льда к Последним воротам вела длинная насыпь.

Здесь сани оторвались от тверди, поплыли по воздуху.

Эрелис стоял во весь рост, обнажив голову, принимая неслыханную почесть.

Когда в тумане обозначилась стена, проявилась надвратная башня и начало Царской улицы, запруженное народом, он сказал Болту:

– Друг мой, распорядись, чтобы поезд немедля провели ко дворцу. В больших санях мой райца, он болен.

– Эта улица ведёт к ступеням крыльца, праведный, – ответил боярин. – Скоро ты будешь дома.

Эрелис покачал головой:

– Дворец долго ждал меня, подождёт ещё. – И обратился прямо к рыбакам, чья очередь была нести сани: – Сверните, мужи шегардайские, ко храму Владычицы! Святой предстоятель приветствовал рождение моё и сестры. Настал мой черёд его первого приветствовать по приезде!

Он сбросил меховой плащ, стоял в безрукавке из цельной шкурки овцы, расшитой золотой нитью по вороту.

Неутомимые гребцы рады были стараться. Сани проплыли каменным коридором, покачиваясь над мостовой, и на второй улице свернули вправо. Перед ними, ликуя, шёл Люторад.

В крохотное окошко скромной ложницы вливался пасмурный свет. Войдя, Эрелис и Эльбиз опустились на колени возле постели. У царевны возле горла блестела финифтевая ветка рябины. У наследника – отцовский перстень с пылающим самогранником.

– Выросли дети, – тихо проговорил старец.

Сухая рука ерошила русые вихры Эрелиса, влажные от растаявшего инея, трогала туго заплетённые волосы Эльбиз. Царевна едва помнила благочестного, под самую Беду провожавшего их в Фойрег. Царевич не помнил вовсе. Оба робели.

Они не замечали высокую женщину в шёлковой повязке гадалки, сидевшую на краю ложа. Её видел только старик.