Завтрашний царь. Том 2

Ознобиша откинул одеяло.

– Таков спрос, что государь следом едет. Сам дойду! Ты просто… не отступай далеко, ладно?

Сибир вытянул из-под ложа большую корзину, поднял сетчатую крышку:

– Пожалуй, госпожа кошечка. Новые хоромы обживать пора!

Дымка понятливо запрыгнула внутрь. Позвала детей.

Лютый холод из двери лишь померещился Ознобише. Навстречу веяло влагой и теплом могучего зеленца. Запахи оботурьих катышков, водорослей, насиженного жилья… Воины в синих кафтанах закрывали ворота, отсекая шум и пестроту торговой площади, до отказа забитой народом. По другую сторону высилась громада дворца.

Праздничная. Величавая.

Ещё не ставшая домом.

Ознобиша, оказывается, успел в Выскиреге отвыкнуть от вознесённых к небу хором. Неволей задрал голову, и голова закружилась. Сибир не дал пошатнуться.

Чёрный каменный подклет, стены из вековых брёвен, кружевные окошки с настоящим белым стеклом, витые балясины крытого гульбища, нарядные гребни теремов, увенчанные жестяными махавками… красное крыльцо с мощными резными столбами, с гордым разлётом ступеней, устланных войлочными коврами…

На верху лестницы, ожидая, стоял Инберн. Сколько лет минуло, но Ознобиша его сразу узнал. Да Инберн не сильно и переменился, разве что брюхо ещё решительней раздвигало кафтан.

Из соседних саней не спеша выбирались праведная Змеда, Харавониха с Вагуркой, Невлин Трайгтрен, комнатные девки и слуги. Инберн сбежал навстречу, обмёл шапкой ковры перед великой гостьей, повёл царевну и бояр внутрь. Ознобиша двинулся следом. Очень хотелось опереться на руку Сибира, но он запретил себе слабость.

Вхожая палата… передняя комната, двери в людскую и молодечную… оробевшая челядь… согнутые спины, затылки…

Великий тронный чертог.

Дивные войлоки по стенам. Начертание Шегардайской губы, самого города со стеной, улицами, Торжным островом над голубым плёсом… узорочное оружие и щиты…

Вечером здесь поставят столы для знатного пира, но пока середина палаты оставалась пустой и просторной – лишь лавки по стенам для сидений царевича с лучшими горожанами. У дальней стены, на каменной подвыси, резной деревянный престол, изваянный в точном подобии утраченному. Сверху почётный навес: золотое шитьё, жемчуга панцирем, бахрома. На мыщицу этого кресла Эрелис повесит свою плеть. Когда же наденет Справедливый Венец, столец переедет в чертог для малых выходов, а сюда привезут и воздвигнут новый Огненный Трон.

За царским местом, как бы осеняя, висела большая картина. Аодх, будущий Мученик, а покуда – счастливый царь Андархайны, сильными руками воздевал младенца в пелёнках, показывая народу. Льнула к мужу юная царица Аэксинэй. Надвигалась на приморский город Божья гроза, и горело в последнем луче крыло симурана, выведенное золотом…

Картина сияла красками, притягивая взгляд.

– Сокровища, наполнявшие шегардайский дворец, после Беды изведали удивительную судьбу, – почтительно рассказывал Змеде державец. – Небесам было угодно, чтобы «Великая Стрета», пройдя долгий путь, обрела приют в Чёрной Пятери, где стала нашей святыней…

«Святыней? Что-то не припомню…»

– …Тогдашний стень, а ныне великий котляр, оказал картине особенную заботу. Так велело ему сердце, поскольку в отрочестве он случился при встрече наследника и своими глазами видел царя.

Ознобиша подошёл ближе. Присмотрелся. Торопливо отвёл взгляд. Выдохнул. Посмотрел снова.

С кедровой доски ему улыбался Лихарь.

Нет, не Лихарь. Царевич Гайдияр.

И опять нет. Не Гайдияр…

Человек с таким же лицом, но воистину праведный, милосердный и мудрый. Вождь народа, стоящий между людьми и Богами.

– Стень хранил картину и каждодневно молился, как на святой образ, ибо воинский путь живёт во славу Владычицы и ради службы престолу. По его приказу «Великая Стрета», людским небрежением претерпевшая немалый изъян, была тщательно поновлена. Мне же досталась честь везти её сюда, закутанную в мягкие полсти.

«Поновлена…» Взгляд Ознобиши покинул праведную чету, заскользил вдоль края доски. Ну конечно. Среди нарисованных горожан стояли молодые Инберн и Ветер. А над ними главенствовал Лихарь в царском венце.

Ознобиша вновь ощутил в воздухе ледяные токи. Искажённый, балованный образ нёс предупреждение и угрозу. Вспомнилось подмётное пророчество, сочинённое в безопасности подземелий. «Вот и ответ. Глупые котята, лезущие в драку взрослых котов…»

– Удивительно мне, – сказала вдруг Змеда. – Невлин, Алушенька! Вы же помните великого брата Аодха? Моя память подсказывает иное лицо, или я ошибаюсь? А узор на плаще! Это же знак Гайдияровой ветви!

Боярыня скромно потупилась:

– Не нам входить в дела праведных…

– Картина красносмотрительна, – сказал Невлин. – И явлена здесь в знак любви к государю. А свыше того пусть судят удостоенные рождением.

Змеда милостиво обернулась:

– Скажи нам правду, райца старшего брата!

Теперь все смотрели на Ознобишу. Взгляд Инберна разгорался медленным узнаванием. «Райца…»