Завтра может не быть

И тут, словно в ответ на его мысли, в дверь позвонили. Кордубцев спокойно отпер и появился на пороге чужой квартиры – в милицейской форме и фуражке, улыбчивый, радушный.

– Что у вас происходит? – встревоженно вопросила соседка. – Такой шум!

– На квартиру совершено разбойное нападение.

– Что с Аркадием Афанасьевичем? С супругой его?

– Все в порядке. Ситуация под контролем. Покиньте, пожалуйста, лестничную площадку, не мешайте работе следственной группы.

Н-да. Все-таки, пожалуй, оставаться тут опасно. Номенклатурный дом – бог знает, может, кто-то уже успел стукануть в ментовку про шум и выстрелы?

Стало быть, следует придумать, куда везти девчонку.

Через пять минут он уже выводил из квартиры Варю. Она была в полубессознательном состоянии, наваливалась на плечо Кордубцева, ноги заплетались. Он спустил тело на лифте, а потом забросил ее руку себе через плечо и так дотащил до реквизированной милицейской «волжанки». Нечаянные зрители, кто мог видеть эту картину, вряд ли удивились бы: милиционер задерживает за какие-то прегрешения пьянчужку. А то, что он ее потом в багажник оперативной машины погрузил – да, негуманно, но что делать, если милиционер прибыл на задание в одиночку, как же ему теперь машину-то вести, а если нетрезвая дама бузить начнет?

* * *

Найти Чигаревых – деда и бабку Елисея Кордубцева по материнской линии – оказалось непросто. Данилов пошел легальным и проверенным маршрутом – так же, как двумя годами ранее искал Семена Кордубцева, который в ту пору не обратился еще в безжалостного убийцу, то есть собственного внучка, а был милым советским студентиком[34]. В коротеньком безымянном проулке, который соединял вестибюль станции «Площадь Революции» и улицу Двадцать пятого Октября[35], находился киоск «Мосгорсправки». В ней, помнится, возвышалась жгучая матрона лет сорока пяти, сразу проникшаяся к Данилову нежными чувствами и искренне возжелавшая ему помочь. Но тогда, два года назад, ничего у нее не получилось: в Советском Союзе единой справочной базы не существовало, в Москве Кордубцев прописан не был, а оказался в итоге жителем подмосковных Мытищ.

Как ни странно, матрона Данилова помнила. Ничего не сказала, но по ее дрогнувшему лицу он заметил, что она его узнала. Он всегда – и в прежнем своем воплощении, особенно когда был моложе, и нынче, в теле отца, – нравился дамам бальзаковского возраста. Не исключено, что и этой являлся в грешных снах – хотя в Советском Союзе женщины слишком рано ставили на себе крест и добровольно завязывали с сексуальной жизнью.

Алексей благодаря подсказкам Варвары точно помнил имена Чигаревых, деда и бабки Кордубцева по материнской линии. Записал для дамы химическим карандашом на бланке. Попросил: «Можно, пожалуйста, побыстрей?» Совсем ему не улыбалось околачиваться в полукилометре от Кремля, где полным-полно и милиционеров, и сотрудников в штатском.

Он до сих пор не мог понять, что за игру ведет с ними тот человек, от которого он сбежал из конспиративной квартиры на набережной Москвы-реки – по свидетельству Варвары, не кто иной, как председатель КГБ Александр Николаевич Шаляпин. Сначала он был уверен, что не пройдет двух-трех часов, как его арестуют. Потом выяснилось, что за ними следят, но затем и слежка исчезла! Что все это означало? Почему его так легко отпустили? Положим, у товарища Шаляпина есть на них – на всех! – виды. Но ведь не только он в СССР все решает! О побеге Данилова наверняка известно многим – и подчиненным главного чекиста, и тем, кого они по долгу службы должны информировать: кураторам из ЦК и Совета Министров. Да и лично Никита Сергеевич: вдруг ему придет охота снова побеседовать с Даниловым? Или хотя бы поинтересоваться: как он там, бывший помощничек, в Лефортовском следственном изоляторе? И что ему доложат? Сбежал Данилов? Да Никита лопнет от ярости и всех в порошок сотрет!

Очень может быть, что независимо от желаний и возможностей Шаляпина Данилов все равно объявлен в розыск и приметы его наизусть заучивают все постовые Советского Союза. Поэтому пока ждал ответа, только кепчонку свою, аэродром, надвигал поглубже да стоял спиной к людскому потоку, лицом к деревянному забору. А глазом косился в сторону будки и матроны – нашла она в базе искомые фамилии?

Она полувысунулась и сделала знак – подойди, мол. Когда Алексей придвинулся, молвила с сожалением:

– Не значатся эти граждане. – А потом, преодолевая смущение, добавила: – Да зачем они тебе, парень! Я сегодня до восьми работаю. Поедем ко мне, и я тебя таким вкусненьким угощу – закачаешься!

– Извините, не могу. Вы правда очень классная. Но я женат.

Данилов жалел советских теток. Они во все времена были обездолены – из-за грубых, пьющих мужчин, ровным счетом ни шиша не понимавших в женской психологии и сексологии. Но особенно не везло тем, кто, как эта, родился раньше тысяча девятьсот двадцать седьмого года – ровесники их повыбиты войной и репрессиями, и приходилось им довольствоваться уцелевшими, инвалидами, стариками или юнцами. Или таким козлом, как Аркадий Афанасьевич.