Завтра может не быть

Тут что ни ответишь – все будет плохо. Соврешь: «Да, я знал» – тебя спросят: «А почему тогда не сигнализировал куда следует? Не пресек незаконное получение нетрудового дохода?» А скажешь правду: «Никак нет, не ведал», – вопросят: «Почему ж вы, товарищ участковый уполномоченный, столь слабо владеете информацией о том, что происходит на подведомственном вам участке?» Самая настоящая вилка, как в шахматах, атака одновременно на королеву и ладью – куда и как ни пойди, всюду клин. Поэтому Прокутин лишь тоскливо промолчал – и вообще решил с той минуты, что лучше с этим умником из КГБ не спорить, а разыгрывать тупого служаку. Хотя он-то войну в разведке прошел, у него целый иконостас боевых наград на груди и две нашивки за ранение, а отчитывает его сопляк тридцатых годов рождения, позавчера с юрфака. Но что поделаешь! С этим племенем – чекистами, смершевцами, особистами – спорить себе дороже, это Михаил Ефремович по фронту хорошо помнил.

– Вижу, не в курсе вы, гражданин участковый уполномоченный, – продолжал глумиться кагэбэшник. – И, значит, не ведаете, сколь долго подведомственный вам гражданин Кольчужников занимается извлечением нетрудового дохода? Сколько конкретно дохода он из этого сомнительного бизнеса извлек? Каких именно лиц укрывал на своей жилплощади Кольчужников? Молчите, Прокутин? А что вам еще остается делать! Полную и очевидную некомпетентность вы проявляете. Хорошо же.

Последние слова чекиста и вовсе прозвучали угрожающе.

– Может, вы этого гражданина у себя на участке видели?

Кагэбэшник достал из папочки своей из кожзаменителя фотографию, явно снятую в процессе наружного наблюдения: по улице, в которой явно угадывается та самая, поднадзорная старшему лейтенанту – Чернышевского, шествует молодой франт лет тридцати в галстучке, шляпе набекрень и с фанерным чемоданчиком.

– Никак нет, не встречал, – с сожалением прохрипел Прокутин.

– Может, вам фамилия-имя-отчество гражданина Петренко Александра Тимофеевича что-то говорит?

– Никак нет.

– А ведь это именно он, Петренко, в настоящее время снимает жилплощадь у пресловутого гражданина Кольчужникова на вашем участке. А если этот самый Петренко – шпион? Вражеский агент? Здесь, у вас под боком? В двадцати минутах пешей ходьбы от Кремля? В километре от ЦК нашей партии? Если вдруг так, как вы оправдаетесь, гражданин Прокутин? Ведь вы у меня под трибунал пойдете!

И тут терпение и смирение у бывшего фронтового разведчика Прокутина кончилось.

– Знаешь что, парень, – молвил он презрительно, – ты меня трибуналом не пугай. Ты еще под стол пешком ходил, когда я первого «языка» на себе через фронт притащил. Первого, да не последнего. И меня, по ходу дела, тоже трибуналом пужали – да, как видишь, не испужали.

Чекист на это лишь осклабился да усмехнулся:

– Эх, старлей-старлей! Ничему тебя, значит, ни фронт, ни мирная жизнь не научили. И язычок твой не укоротили, вот поэтому ты за четырнадцать лет, что служишь в краснознаменной милиции, до сих пор в участковых сидишь. Смотри, фронтовик-герой, как бы тебе и отсюда вверх тормашками не полететь!

Вот такой крайне неприятный разговор имел Прокутин дней десять назад.

А тут зашел он в отделение на утренний развод – и ему вручают, в числе вороха других, ориентировку: за стрельбу на платформе Тайнинская разыскивается гражданин, предположительно носящий фамилию Петренко, и к нему прилагается рисованный фоторобот. Точь-в-точь похожий на фотографию, что ему чекист тогда демонстрировал.

Вот ведь как! Значит, прав был юнец-кагэбэшник! И впрямь притаился на участке Прокутина враг! Выходит, не просто снимает тот Петренко квартиру у гражданина Кольчужникова, но и преступления совершает?

И вот теперь узнавшему его Михаилу Ефремычу – что делать? Немедленно доложить о местопребывании подозреваемого по команде? Или промолчать, от греха? Или пойти самому в квартиру *** в доме тридцать пять, проверить местонахождение пресловутого гражданина Петренко? Задержать?

Есть над чем задуматься. Хотя если действовать по уставу и совести, что там колебаться: гражданин тот – преступник, посему его следует немедленно задержать и изолировать.

План Елисею Кордубцеву было просто придумать – да непросто исполнить.

Для начала он, как бы советский студент, отправился гулять по Москве. По красивой, солнечной, весенней столице образца 1959 года.

Он прочесал все Бульварное кольцо. Прошелся по Большой Ордынке и Садовому. Спускался в метро и выходил на случайных станциях. На трамвае уезжал в ближайшие пригороды – в Перово поле, например, на Зеленый проспект. Он искал подходящего человека. Человек должен был: а) походить на него самого; б) служить в милиции. Ну, и при этом: в) вокруг и поблизости хорошо бы обойтись без лишних свидетелей.

Мысль о жалости, естественно, даже не пришла ему в голову. Ведь фактически он был не Семеном Кордубцевым из середины двадцатого века, а его внуком Елисеем из века двадцать первого.