Завтра может не быть

– Понимаю, Варя Батьковна, ход твоих мыслей. Но знаешь что это такое? Чистоплюйство высшего сорта! Самое настоящее интеллигентское слюнтяйство! Из-за которого Россия сначала в тысяча девятьсот семнадцатом погибла, а потом, по тем же самым причинам – «ах, мы не можем стрелять в народ!» – Советский Союз приказал долго жить в девяносто первом. А если и мы сейчас станем сопли жевать – Россия в двадцатые годы двадцать первого века уж точно погибнет безвозвратно. Поэтому ты бы, Варя, все-таки лучше подумала, поработала над собой. Понятно, конечно, чье на тебя сказывается гнилое влияние – лучше б этого Данилова из Лефортова не выпускали! Ладно, даю тебе на сегодня отпуск – считай, что ты мне не понадобишься. Но вообще мне твоя помощь будет очень нужна; настолько, что если ты ее вдруг оказывать мне не будешь – пристрелю и тебя, и твоего Данилова, как бешеных собак! Ясно?

Девушка вся покраснела и чуть не плакала – так что стороннему наблюдателю могло показаться, будто мужчина, более старший и опытный, дает отповедь юной девушке, которая то ли забеременела некстати, то ли замуж просится, то ли молит взять с собой куда-нибудь далеко, на стройки коммунизма. Мало кто мог, конечно, себе представить, сколь драматичная коллизия разыгрывалась здесь на самом деле.

– Вот он, – прошептала сквозь слезы Варя и кивнула на парадный вход института. Там показались трое сокурсников – обычные советские студиозы конца пятидесятых: штаны-паруса (но с тщательными стрелками), куртяшки, тяжелые ботинки «скороход», в руках – тубусы и папочки из кожзама.

– Который из них?

– Тот, что в центре. Самый высокий.

Парни распрощались плотными комсомольскими рукопожатиями.

– Ладно, ступай отсюда, Варвара. Я надеюсь, Кордубцев двойной жизни не ведет? С двумя или тремя девчонками одновременно не встречается и отправится сейчас на свидание к Людмиле?

– У них на «Красных Воротах» в тот раз свиданка была.

– Да помню, помню я.

И Петренко небрежной походкой отправился вслед за Семеном Кордубцевым, который устремился на остановку троллейбуса номер двадцать четыре.

* * *

В лицо ни Кордубцев, ни Людмила знать Петренко не могли, никакой слежки не ожидали, поэтому он особо не скрывался. Тем паче молодые люди были заняты друг другом. Ни целоваться, ни обжиматься в общественных местах правила приличия в Москве-59 не позволяли, поэтому Семен и Люда преданно смотрели глаза в глаза, держались за ручки, касались предплечий и локотков. Ехали они, видно, тем же маршрутом, как Варя рассказала, на станцию Тайнинскую. И в юноше прямо горело ретивое – он, видать, с каждым километром все сильнее предвкушал, как сорвет с барышни одежды и проникнет в нее в своем доме барачного типа.

Метро, потом электричка. Петренко находился с ними в одном вагоне и в принципе мог бы исполнить их уже там, но слишком много людей вокруг, мало шансов уйти незамеченным и невредимым. А ведь требовалось беречь себя, чтоб разыскать и ликвидировать вторую пару прародителей Антихриста и довести до конца игру с Шаляпиным.

Добрались до Тайнинской. Электрички в те времена ходили реже – еще и потому, что шли туда и обратно по одному-единственному пути. В Мытищах был разъезд. Поезда встречались, и тот, что направлялся в область, продолжал свой путь. А тот, что в Москву, продвигался в сторону Тайнинской.

Как раз в Тайнинку электричка до Москвы придет через пять-шесть минут – будет очень удобно после дела впрыгнуть в нее и раствориться среди пассажиров.

Платформа вся была деревянная: настилы, лавочки, заборчики. Однако имелось что-то вроде вокзальчика, и даже буфет, где тетка в несвежем халате торговала заветренными бутербродами и пивом.

Именно к этому лотку и направилась парочка, видимо, девочка закапризничала, что проголодалась. Или, может, голод обуял Семена и пересилил даже могучее молодое чувство.

Немногочисленные пассажиры, вышедшие на станции, как-то незаметно испарились. Не было здесь никаких, конечно, турникетов и пешеходных мостов – просто разошлись, кто налево, кто, через пути для скорых, направо. А кругом – леса и совсем по-другому, чем в Москве, дышится.

В итоге на платформе осталось четверо: тетка-продавщица, Людмила Жеребятова, Семен Кордубцев и не спеша подходивший к ним Петренко. Момент был подходящий. Полковник надвинул шляпу поглубже на лицо, чтоб торговая тетя потом не опознала. Ни девушку, ни парня он в живых оставлять не собирался.

Молодые люди взяли четыре бутерброда с собой навынос – два с колбасой и два с сыром. Настоящее студенческое пиршество. Продавщица как раз заворачивала им покупку в плотную упаковочную бумагу, когда Петренко нанес сзади два удара, очень быстро, в область печени – Людмиле, будущей Кордубцевой.