Да, да, она не проживет еще пятьдесят семь лет, не родит мальчика по имени Слава, потом этот мальчик не вырастет, не уйдет служить на флот, не вернется, отгуляв дембель, а его в Мытищах не дождется суженая – Елена Чигарева, и они в девяносто втором не сыграют свадьбу, а потом, после долгих попыток, не зачнут Елисея, будущего Антихриста. И у самой Людмилы не останется пятидесяти семи лет, переполненных радостями, невзгодами, удачами – пока она вдруг не будет убита ударившей прямо в нее молнией. И рядом с ней в две тысячи шестнадцатом году должен погибнуть ее верный муж, дед Семен, но он умрет прямо сейчас, от новых ударов ножом, что нанесет Петренко.
Людмила стала оседать на землю. Продавщица вытаращила глаза и широко раскрыла рот, но не закричала. Бутерброды посыпались на пол.
Кордубцев повернулся к Петренко – и что-то с ним было не так. Куда-то делся советский студентик-ботаник, робко трогавший за ручку свою Люду. На полковника смотрели холодные, жесткие, безжалостные глаза. А следующим движением – ликвидатор не мог поверить – студентик вытащил из-за пазухи своей куртешки пистолет и направил его на Петренко. Пистолет? У пятикурсника-комсомольца? В Подмосковье пятьдесят девятого года, где огнестрел случается хорошо если раз в месяц?
«Сейчас он выстрелит», – отстраненно подумал полковник. Никак он не мог ни предотвратить этого, ни укрыться. Нож против «люгера» – плохая защита. Он развернулся бежать.
Клац – раздалось за спиной. Боже мой! Судьба хранила Петренко. Осечка. Он подскочил к самому краю платформы и спрыгнул вниз, на рельсы.
Со стороны Москвы приближался скорый поезд. Летел, клокотал на всех парах паровоз. Он истошно засвистел.
Петренко чувствовал, как за его спиной из павильончика выбегает Кордубцев. И вот он все-таки стреляет – звучит полноценный выстрел. Пуля пролетает рядом с головой полковника. Кажется, он чувствует ее огненное, смертельное дыхание. Еще выстрел. И еще.
Петренко несется поперек путей, наперерез приближающемуся, дико свистящему паровозу.
Все! Он успел. Пробежал. Паровоз проносится мимо, бешено пыхтя и работая своими сочленениями. Он отделил беглеца от убийцы. Прикрыл его собой. Слава богу.
Не испытывая дальше судьбу, Петренко бросился в сторону от станции, к лесу, к просеке.
По просеке мимо дач прошел он по направлению к Москве к следующей станции, Перловской. Попутно оглядел свою одежду, руки. Слава богу, нет ни крови, ни иных признаков совершения преступления.
На станции – такой же деревянной платформе с буфетом, как на Тайнинке, – сел в стороне на лавочке, надвинул шляпу на глаза, делал вид, что спит. К счастью, народу было немного. Будний день клонился к вечеру, но рабочая смена в «почтовых ящиках» Мытищ и Подлипок еще не закончилась, ехать в Москву было особо некому.
Полковник неотступно думал: что же произошло с Кордубцевым? Откуда у того, простого советского студиоза, вдруг появились пистолет и такая расчетливая ненависть в глазах?
Наконец подошла электричка, и полковник поехал назад в Москву. Уверившись, со слов Вари, что КГБ за ней больше не следит, прямо с вокзала позвонил девушке. Даже если прослушка все-таки осталась, он должен ее предупредить.
Они договорились встретиться через час на Ленинском, и Петренко, добравшись туда от «Калужской» («Октябрьской»-кольцевой) на автобусе, рассказал девушке о случившемся. А потом жестко подытожил:
– То, что у Кордубцева оказался пистолет и, главное, он немедленно открыл по мне огонь, – может быть только в одном случае.
– В каком?
– А ты подумай.
– Даже не могу поверить.
– А я считаю, дело именно в этом. Елисей Кордубцев в нашем времени, в двадцатых годах двадцать первого века, выяснил, что мы начали на него охоту
Мир – в твоих и моих руках!
Голос советского радио. «…Количество телевизоров в стране достигло уже 3 миллионов… Для организации ретрансляции телевидения, охватывающей весь Советский Союз, необходимо запустить спутник на орбиту, отдаленную примерно на 36 000 километров от поверхности Земли. Он должен быть оборудован приемно-передающей телевизионной станцией с долговечными источниками питания…»
Ждем книг о нашем завтра. «…Наш читатель, особенно молодой, ждет от писателей книг о Коммунистическом Завтра…» (П. Останин, пенсионер. г. Зеленодольск, Татарская АССР)