Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

После реабилитации Сакин вернулся в Москву обновленным и счастливым. Меня лучезарное счастье Сакина и радовало, и пугало. Почему пугало? Потому что так не должно быть. Моя профессия меня научила: не может быть все время хорошо, что-то с этим не так. Сакин много работал. Писал статьи, работал над сценарием документального фильма о реабилитации зависимых. Довольствовался малым, недоедал, спал у разных друзей. И выглядел невероятно счастливым.

Но однажды кое-что случилось. Серега писал статью, сидя за компьютером в редакции одного серьезного издательства. Никого не было, все ушли домой, а он задержался, чтобы доделать работу. Перед этим уже несколько дней он ощущал напряжение, был раздражителен, тревожен. Напряжение день за днем нарастало, и в этот вечер он решил выпить. В холодильнике стояла бутылка водки, и Сакин подумал, что, если нальет и выпьет, ничего страшного не будет. Он какое-то время метался по офису, споря с самим собой, потом подошел к холодильнику, но… тут завыла сирена, его ослепили фонари, по громкоговорителю было приказано поднять руки и сделать два шага назад. «Ты представляешь мое состояние? – говорил он, смеясь. – Я иду на срыв, убедив себя, что выпью только один раз. Слабоумие, конечно, но в тот момент я верил, что на этом остановлюсь. И тут окружающая реальность приобретает форму вооруженных омоновцев, которые берут меня на прицел и говорят: "Стоять, не двигаться!" Оказалось, среагировала система безопасности: здание издательства охранялось. Я над этим потом долго думал. Как человек теперь уже верующий, я увидел в этом длань Господа. Тебе этого не понять, ты агностик или кто ты там, не знаю. Но это был Господь».

– Аминь, – говорю я совершенно без сарказма.

– Здесь не аминь, – поправляет меня Серега, – здесь аллилуйя. Я не уверен, что знаю разницу, но ребята из рехаба сказали, что аллилуйя сильнее. Аллилуйя – это когда совсем аминь. Так вот, здесь аллилуйя.

Сакин все же сорвался. Потом снова бросил пить. Снова сорвался. Бросил. И так много раз. Уехал в монастырь где-то недалеко от Москвы, подвизался там трудником. Я видел его несколько раз, звал в «Привилегию», но он не хотел:

– У меня свой путь, – говорил.

– Что это за путь?

– В том монастыре я вечно мерзну, живу впроголодь, тружусь на стройке и ни рубля за это не получаю. Но там мое место. Я смотрю на бедных, потерянных алкашей с нежностью. Это мои братья. Смотрю на сытых и пьяных священников. Даже эти сволочи – мои братья. Нет, есть и глубоко верующие люди. Есть старец, который половину жизни прожил с глухом лесу, пил воду, ел акрид и дикий мед и непрестанно молился Господу Богу нашему. Вот он, мой путь: холод, грязь, голод, усталость и Бог. Я тоскую по жене и дочке, ты их знаешь. Еще у меня есть сын, по нему тоже тоскую. Не могу без них жить. Это единственная причина, почему я приезжаю в Москву. В остальном мне там хорошо. Знаешь, среди рабочих есть один мужик. Горький пьяница, который пропил к чертям свою единственную жизнь. Так вот: там, в монастыре, он не пьет уже семь месяцев. «Серега, – говорит, – у меня в голове ничего нет. Я силюсь найти хоть какие-то воспоминания, а у меня ни памяти, ни мыслей, ни чувств – ничего нет. Вся голова наполнена туманом, и я не знаю, пройдет это или нет». Мне его жалко, Марат. Мне всех нас жалко. Я сижу в келье, плачу в одиночестве. Выхожу из кельи, смотрю наверх, на стены, купол, на небо, и понимаю: там Бог и Он меня любит. Потом смотрю вниз: там грязь, матерятся трудники, валяются доски, лают собаки. Наверху чисто, а внизу грязно. И я точно знаю, что могу идти к чистоте, а могу споткнуться и упасть в грязь. И то и то – моя жизнь, мой путь.

Сергей Сакин исчез в ноябре 2017 года. Его искали везде. Весной его тело нашли в лесу. В газетах написали: «Причиной смерти писателя могло стать переохлаждение. Не исключено, что в состоянии алкогольного опьянения». Сейчас, годы спустя, я хочу думать, что Серега обрел мир. Я хочу верить, что его душа теперь с Богом. Пусть будет так, Господи. Аллилуйя.

3

Когда Александр Шаляпин учился на режиссера, он получил задание снять сцену с ветром. Саша долго думал над этим заданием, но никак не мог к нему приступить. «Ветер… – думал он. – Как мне показать ветер, чтобы зритель этот ветер почувствовал кожей? Как мне показать прикосновение ветра, холод ветра?»

Эта глава получается более печальной, чем я ее задумал, но другой она, видимо, и не может быть. Дело тут не в зависимости. Дело в жизни. Жизнь конечна. Работая в районной больнице, я был вынужден слишком часто наблюдать умирание и смерть. Это полезный опыт. Отрезвляющий. Помогающий взрослеть. В смерти для меня вроде бы не осталось ничего устрашающего, да и страх тут делу не поможет. Не смерть, а пустая жизнь – вот что может пугать[107].