Застава в степи

— Что и говорить, — улыбнулся Толстопятов, — ты у нас волшебник. Вот так-то, юноша. Василий Михайлович и тебя может загримировать так, что твои собственные родители не узнают.

— Пора начинать, Иван Петрович, — напомнил артисту гример, подслеповато глянув на часы.

— Да, да, — засуетился вдруг Толстопятов. — Через час съемки. Давай паричок.

Я хотел посмотреть, как Василий Михайлович будет переделывать артиста Толстопятова в академика Занозина, но в это время в палатку вбежал Генка и, торопливо бросив: «здрасте», схватил меня за руку:

— Копейкин тебя ищет. Думает, что ты испугался и не пришел.

Уже через минуту мы были около съемочной камеры. И тут же раздались хлопки, затрещала кинокамера. Только теперь к нам уже подходил тот, кого мы приняли за шпиона. Я, наверное, раз десять спрашивал у него документы. Он столько же искал их во всех своих карманах и не находил. Не помню, сколько раз мы с Генкой во все лопатки убегали от съемочной площадки и возвращались. Пот лил с нас градом, коленки почему-то мелко дрожали, во рту пересохло. А Копейкину все не нравилась наша игра. И уже ничего интересного и веселого не было в этой беготне, хлопках, крике… Кроме одного, что мы заметили, когда фильм уже вышел на экраны: лежу я с Генкой в траве в одной рубашке, а спрашиваю документы — в другой.

— Нет, — говорил авторитетно Генка, когда мы подходили к школе, — правильно сказал отец, — лучше целый день за баранкой просидеть, чем один час в кино сниматься.

Но хотя и боцман, и я были совершенно согласны с этим, на следующее утро мы снова были возле знакомых палаток. Так повторялось каждый день, целую неделю. Даже после того, как Лена возмущенно сказала нам об остановке «Авроры» из-за двух троек Саблина, Генка хладнокровно объяснил рулевому:

— Где находится «Аврора»? В море Лаптевых. Какие там льды? Больше нашего дома в сто раз. А наш крейсер, хотя он и легендарный, не приспособлен для плавания во льдах. Вот подожди, придет атомоход «Ленин», пробьет нам дорогу, и мы еще покажем им всем нашу корму.

— Боцман, что ты говоришь глупости, — начала заплетать кончик косы Лена. — Причем здесь льды и атомный ледокол? Просто вы с Морозовым из-за этого кино голову потеряли.

— А тебе завидно, что тебя не пригласили?

— Ну вот ни капелечки. И уж если хочешь знать, нас всех пригласили в воскресенье. Прочитай объявление.

Действительно, в школе, на доске приказов и объявлений, висела такая бумага: «Внимание! Все экипажи кораблей приглашены на киносъемку. Сбор 12 мая в 8 час. утра у школы. Капитан «Спутника» В. Грачев».

— Ерунда, — махнул рукой Генка.

Но все оказалось так, как написал Вовка. По ходу кино, когда все выясняется, и как говорил Хомяков, все довольны, все смеются, ученые уезжают в свой институт в Москву — их провожает весь совхоз. А что же это за совхоз без мальчишек и девчонок? Так вот, мы все должны были изображать провожающих. Должны были… Но вы, конечно, среди толпы не заметили нас с боцманом. Не потому, что эта сцена снималась общим планом, а просто нас там не было. Вернее, мы там были, только стояли по другую сторону кинокамеры. Почему? А вот почему. Когда начались съемки и мы с Генкой увидели, как далеко отъехала съемочная камера от толпы, нам стало ясно: на экране нас никто не узнает. А нам очень хотелось, чтобы нас заметили. Поэтому, не долго думая, мы выбежали из толпы, подбежали к академику Занозину и только хотели пожать ему руку, как раздался грозный окрик режиссера:

— Кто? Кто позволил? Стоп! Остановите!

Я сразу сообразил, что остановка из-за нас, и пустился обратно в толпу.

— Стой! — скомандовал Копейкин, и я застыл, как при игре «замри». — Кто тебе разрешил выбегать? Ты же весь кадр испортил. Помощник, наведите в толпе порядок. Внимание! Приготовились! Начали!

Но начать не пришлось. Солнышко вдруг спряталось за длинную вереницу серых дождевых туч. Потом начал капать дождь, а затем пошел ливень.

Так в этот день и не снял Копейкин кадр проводов. Сделали его на второй день, а нас, чтоб мы, не дай бог, не выкинули еще какой-нибудь номер, Хомяков оставил возле себя, по эту сторону съемочной камеры. И пока шесть раз снимали эпизод, Константин Иванович сто раз повторил нам, что мы подвели всю киногруппу, съели из ее бюджета не меньше сотни рублей и задержали выход комедии на экраны на целый день. Было и стыдно, и скучно выслушивать нравоучения добродушного Полосатика, а главное, было грустно стоять здесь, когда вся флотилия стояла там. И надо же было случиться этому в последний день!

— Это хорошо, что в последний, — радостно шептал Генка. — А если бы в первый — представляешь? Дали бы нам с тобой сразу третий звонок и — привет.

Мой боцман, как всегда, был прав.

Откровенный разговор