Заре навстречу

Она долго горела заживо, пока надзиратель не услышал запах дыма.

- Петр, это ложь!

- Ты знаешь Эсфирь? Она может подтвердить. Твоя жена, умирая, сказала ей все про тебя.

- Какой ты подлец! - простонал Вазузпн, закрыв лицо руками. - Зачем, зачем так жестоко?..

- Но ты все это знал, брось притворяться.

- Я еще надеялся, что это не так.

Бледный, с дрожащими губами, Сапожков произнес, задыхаясь:

- Я бы никогда по стал говорить тебе это, если бы но знал, что ты негодяй. А теперь вот что... - Сапожков взял папиросу и, неловко, неумело закуривая, произнес повелительно: - Теперь я уйду, а ты все скажешь Витолу, слышишь, все!

- - Подожди, не уходи, Петр! Хорошо, зови Витола, Нет, подожди! А потом вы меня расстреляете?

- Не надо, Вазузин. Ты же знаешь, что ты сделал, - Тогда последнее, Петр! - Вазузин поднял темное лицо с глубоко запавшими глазами и попросил со слабой надеждой: - А если я все скажу, вы можете?..

- Ну не мучай меня, Вазузин! - с отчаянием произнес Сапожков. - Зачем ты со мной торгуешься?

- Ладно, зови Витола. Но ты все-таки побудь здесь.

- Хорошо, я останусь.

Закончив показания, Вазузин устало и уже равнодушно спросил Витола:

- Так вы как, сегодня со мной кончать будете? Хорошо бы дольше не тянуть.

Ян задумался. Его круглое, с детскими, пухлыми щеками лицо было мрачно.

- Вы считаете, что заслуживаете расстрела?

- Да.

- Мы вас не будем слушать в этом. Мы не мстители.

Вы сами себе уже отомстили. Я за то, чтоб вы жили и думали. Вы будете сидеть в тюрьме долго. Вы помогли революции своим признанием. Революция убивает тех, кто ей опасен. Вы - уже нет. Я буду говорить это на суде.

- К черту! - закричал Вазузип. - К черту, все к черту!

Ян опустился на стул, стиснул голову сильными, мускулистыми руками.

- Так болит, так болит! - Он приложил широкую ладонь к сердцу. - И здесь тоже. - Стукнул кулаком по столу и крикнул: - Ты понимаешь хоть, что ты делал?

По-ни-ма-ешь, Вазузин, понимаешь?

Егор Косначев писал в газете "Революционное знамя": "Народ-богатырь снесет ныне с лица земли каменное позорище тюрем, а на их месте воздвигнет дворцы науки". Но никто не собирался ломать городскую тюрьму.

Наоборот. С утра до ночи курсанты Федора Зубова ремонтировали главный корпус, приспосабливая его себе под общежитие. Каторжную тюрьму забрал продовольственный отдел под склады. Только вросший в землю старый каменный флигель, где последнее время жили солдаты конвойной команды, отвели под тюремное помещение.

Хотя у папы на солдатском ремне висел большой револьвер в засаленной кобуре, он совсем не походил на настоящего начальника. Опускаясь на табуретку, он каждый раз тревожно вскакивал, забывая, что у него сзади висит наган.

Бывший фронтовик Зеленцов, снисходительно усмехаясь, советовал:

- Вы, Петр Григорьевич, потуже поясок затяните, тогда пушка не будет беспокоить.

Сапожков послушно начинал ковырять ремень зубом внлки, чтобы сделать дырку и потуже затянуть пояс.

- Полковник жалуется, требует отдельную камеру, не желает с ротмистром сидеть: храпит во сне очень, - рассказывал Зеленцов.

- Очевидно, носоглотка не в порядке, - оживился Сапожков. Потом рассердился: - Не понимаю полковника!

Интеллигентный человек, я же объяснял ему: нет у нас одиночных камер, и заискивающе обращаясь к Зеленцову: - Нельзя ли ночлег у нас обеспечить трем товарищам? Прибыли из волости, а ночевать негде.

- Да что здесь, постоялый двор?

- Надо же нм где-нибудь ночевать, но, с другой стороны, я не знаю, имеем ли мы право ставить своих заключенных в более стеснительные условия.

- К стенке их надо ставить, - уныло заметил Зеленцов. - Они из-за угла нам в спину стреляют.

Сапожков снял очки, протер стекла пальцами, снова падел и заявил решительно:

- " Мы не должны руководствоваться даже естественным в таких случаях чувством мести. В классовой борьбе нередки случаи, когда преступником является не тот, кто совершил преступление, а тот, кто побудил совершить его.

Кабинетом начальника тюрьмы и его заместителя был самый обычный каземат. В глубокой амбразуре под потолком - зарешеченное окно. Керосиновая лампа - в нише над дверью - в сетке из толстой проволоки под замком. Наглухо приделанные к полу железные койки, откидной столик, в углу параша с тяжелой деревянной заслонкой.

Зеленцов тоскливо жаловался:

- Не могу здесь спать. Будто сам посаженный.

- Ну что вы! - удивился Сапожков. - Камера отличная, почти нет сырости. - Проведя ладонью по кирпичной стене, показал: - Видите, чуть влажная. Обычно, знаете, грибковая плесень чуть не до потолка. Сырость - источник ревматических заболеваний.

И со странным удовольствием стал предаваться воспоминаниям о тюрьмах, в которых ему приходилось сидеть.

- Старинные казематы имеют свое преимущество, - разглагольствовал Сапожков. - Слышимость менее значительная. В Крестах у меня сосед был, опустился, кричал по ночам, а оказался отличным шахматпстом. Мы с ним целые ночи напролет играли.

- Вас, что же, с ним в одну камеру свели?

- Нет, зачем, стучали через стенку. Применяли самый элементарный азбучный код, ну и перестукивались.