Заражение

— Мы могли бы заразить вас и раньше, как сделали это со всеми, но тогда бы вы не прошли фейс-контроль на этой чертовой железяке. Я пытался ее взломать, но тщетно, слишком хитроумная защита. Нужны было расписаться и загрузить результаты испытаний. Побочный эффект заражения — небольшой тремор во всем теле. — В подтверждение его слов голова Лукина снова дернулась. — Не слишком мешает, но… расписаться нормально точно не получится, и система не примет такую подпись. Я пробовал. — Лукин говорил медленно, с расстановкой. — Сейчас вся тест-группа рассаживается по автобусам и выезжает в город. Я еду с ними, здесь нам делать больше нечего. Насчет Золотова не беспокойтесь, он уже мертв. А вот что делать с вами… — Лукин посмотрел на часы, висящие на стене. Учитывая, что вы не прошли полный курс вакцинации, как все, вирус получит контроль над вами часа через два, а может и позже. Но мы не можем ждать. И взять с собой вас тоже нельзя, мало ли что по дороге случится. Убивать вас нет смысла, после обращения вы вольетесь в наши ряды.

Лукин достал из шкафа скотч.

— Я просто примотаю вас к креслу, может кто-то и освободит, если найдет. А нет — так нет, что поделаешь. С другой стороны, если вы вдруг понадобитесь, я буду знать, где вас искать. Идет?

Трошин хотел ответить, но не мог. Язык онемел. Тело жгло изнутри, он горел тысячами, миллионами костров, каждая клетка, каждый нерв сигнализировали о неполадках в организме. Снизу, от ног, подымалась черная покалывающая вата, — так он ощущал странное безжизненное онемение, похожее на действие заморозки во время удаления зуба — она засасывала, поглощала тело, он чувствовал это, и ужас, панический, жестокий ужас сверлил его мозг, заставляя легкие толчками выталкивать воздух и вновь вдыхать, с клекотом и свистом.

— Не сопротивляйтесь, — посоветовал Лукин. — Половину из сегодняшнего дня вы забудете, собственно, как и вчерашнего. Из вашей жизни останется только кусок, пара часов, может быть. Я вкатил вам пятикратную дозу, так что не гарантирую приятных ощущений. Зато исчезнут все волнения, вы станете частью гигантского организма, который хочет только одного — расти. У вас будет только одно желание и стремление. Поверьте, это восхитительно, непередаваемо, как будто заново родился, только не в своем привычном теле, а… везде и одновременно! — глаза Лукина лихорадочно блестели.

— Ты сумасшедший, — хриплым голосом выдавил из себя Трошин. — Боль в ногах прошла, и это страшило его больше всего. Он переставал ощущать собственное тело, а значит, вероятность того, что ему удастся спастись таяла с каждой минутой. Неизвестно, что вколол ему Лукин и еще хуже он ощущал себя оттого, что поверил ему, даже проникся и… совершил ужасную, страшную, непростительную ошибку, если не преступление. Как теперь быть? Он бессильно скрежетал зубами. В ближайшие пару часов еще можно все отменить, пока формула и техпроцесс не ушли в производство, но потом… потом конвейер не остановить.

— Что же ты наделал… — прошептал Трошин. С его посиневшей губы стекла слюна, окрашенная алым. Чтобы сохранить самообладание, не поддаться медленно надвигающемуся омертвению, он начал прокусывать губы, впервые в жизни радуясь боли.

Лукин перекладывал из лабораторного холодильника в спортивную сумку блоки пузырьков. Они мелодично позвякивали.

— Вы ни в чем не виноваты, — сказал он, заметив взгляд Трошина, полный ненависти. — Я уже давно занимаюсь этим, с тех пор как обнаружил… впрочем, это неважно, не буду углубляться в науку. Знаете… оказывается, вирусы могут быть в симбиозе с высшими формами жизни. Благодаря им, у нас есть шанс на вечную жизнь, разве это не мечта? Разве это не выход за пределы совершенства человека — ограниченного и жалкого существа, подверженному болезням и смерти?

— Вирус убьет тебя, — просипел Трошин.

Лукин повел бровями. Его болезненное лицо дергалось, но он словно этого не замечал.

— А вот и нет. Как раз в этом и была загвоздка. Штамм действительно слишком агрессивен, он заражает организм и убивает его. С тех пор как я поступил в мединститут, эта задача сводила меня с ума. Но случилось чудо! Воистину, ищущий да обрящет. Два с половиной года назад у меня появилась надежда. Я специально инфицировал ту девочку, помните, в детском саду. Только не смотрите на меня так, словно я прямой потомок Менгеле, хотя, как ученый, он мне импонирует. Я заменился в тот день, пришлось подделать кое-какие документы, потому что я должен был сделать это лично. Тогда в полиции меня опросили, но дело даже не стали заводить, — это и понятно, другие дети получили нормальную вакцину. А эта девочка…

— Ты мерзкий больной ублюдок, — выдавил Трошин. — Как? Как можно было?! — он попытался встать, но у него не получилось даже шевельнуться, только мышца на шее напряглась, да так и застыла, исказив судорогой лицо.