Заражение

— Сколько еще вы будете издеваться над моей дочерью? — сказала она странным, тусклым голосом. — Я требую прекратить это мучение прямо сейчас. Немедленно!

Андрея кинуло в холод, потом снова в жар. Он не понимал, что происходит.

— Что это? — прошептала Маша.

— Позвольте, — сказал голос слева. — Еще пару недель назад, вы, кажется говорили, что сколько угодно будете…

— Я не знаю, кто это говорил, — сказала Оксана, глядя на Сашу. — Так больше продолжаться не может. Я могу подписать любые бумаги. Отключите ее.

Андрей побелел. Он дернулся, но Маша крепко схватила его за локоть.

Кто-то спросил:

— Что скажете, Юрий Михайлович? Вы специалист по детским пограничным состояниям, ваше мнение будет важным…

Изображение накренилось, словно человеку стало плохо, задрожало, стало расплывчатым, мутным.

— …я согласен с мнением Александра Петровича… и… полностью поддерживаю законное желание матери ребенка. У всего есть предел.

Андрей почувствовал, что ему не хватает воздуха и он вот-вот задохнется.

— Как можно ускорить процесс принятия решения? — спросила Оксана. — Я требую собрать консилиум сегодня.

Почва ушла у него из-под ног, и он осел в кресло. Маша подхватила его под локоть. Сознание затуманилось.

Саша… Сашенька… Они хотят убить ее…

И потом раздался крик, рыдающий детский крик, полный отчаяния и ужаса.

— Не делайте этого! Не позволяйте им убить меня! Прошу вас!!!

Андрей отключился. Экран потух. Вселенная съежилась до размеров точки.

— Вам нехорошо? — девочка протягивала ему чашку, от которой медленно отделялись завитки полупрозрачного пара. — Выпейте чаю. Это особенный чай, он обязательно вас согреет.

Андрей тряхнул головой, какое-то наваждение, подумал он. Дежавю, или — как это называется, что-то вроде предвидения. Голова у него кружилась, и он не сразу понял, где находится.

Слева на табуретке сидел Гена. Фотокамера лежала на его коленях, мокрых и грязных. Он даже не делал попытки ей воспользоваться, чтобы заснять убогий интерьер ветхой лачуги — документальное свидетельство удручающего положения на свалке, где люди живут в страшных условиях.

— Я только что… — начал Андрей, но мама девочки приложила палец к губам. — Т-сс… Пейте чай.

Где-то неподалеку громыхнуло. Лачуга задрожала, светильник в виде тусклой желтой лампочки, свисающей с потолка на витом проводе, покачнулся и тени в жилище ожили.

— Каждую ночь что-то взрывают, кажется они решили вырыть котлован, чтобы сбрасывать отходы туда, но что-то им мешает. Если им удастся осуществить задуманное, город умрет, — сказала женщина бесцветным голосом.

Андрей слушал ее вполуха.

Видение, странная картина, явившаяся ему почти наяву, была так реальна, что казалась случившимся событием, ужасным, жутким происшествием.

— Что-то случится, — сказал Андрей. — Я что-то видел, но…

— Да, — сказала женщина, посмотрев на девочку. — Уже случилось.

— Вы о чем? Что случилось? Вы что-то знаете?

Женщина покачала головой. Снаружи, перекрывая свист ветра в дырявом каркасе домика, завыла собака.

— Даже если бы и знала, кто мне поверит? — она склонила голову. Девочка поднялась и вышла, прихватив с собой поднос.

— Я поверю.

Она усмехнулась. На ее пальце что-то блеснуло. Только сейчас Андрей заметил на пальце перстень, старинный, странный, пугающий, — серебристый череп не то волка, не то собаки с голубыми глазами-камнями. Эти глаза сверкнули и сразу погасли, но он как будто уже видел этот перстень. Только где и когда?

— Возвращайтесь к себе, — сказала она. — Пока вы сами все не пройдете, не поверите. И вам никого не удастся убедить в своей правоте. Только потеряв самое дорогое, что у вас есть, вы поймете, что начало это конец, а конец это начало. Все взаимосвязано. Все имеет свою цену. И каждый, хочет он того или нет, заплатит ее сполна.

Она резко отошла в сторону, и Андрей увидел разбитое зеркало, свое окровавленное лицо, и номер, пылающий огнем: «313».

Он дернулся, чашка выскользнула из его рук, разлетевшись на сотни мельчайших осколков.

Нет судьбы.

Глава 32

1 ноября 2014 года

Лукин дожидался Трошина у тяжелой подвальной двери выхода в третий корпус. Тот поднимался по лестнице, тяжело дыша. Пот валил с него градом. Кажется, за эти несколько часов директор постарел лет на десять. Однако держался молодцом и по его виду нельзя было точно сказать, сколько еще он продержится. Поравнявшись с начальником лаборатории, директор прислушался. Снаружи не доносилось ни звука.

— Открываем?

Лукин едва заметно улыбнулся:

— Да.

Трошин быстро набрал довольно длинный код.

Щелкнул замок, дверь беззвучно открылась.

Третий корпус, выход на пожарную лестницу. На дверях знаки биологической опасности. Везде стерильно чисто. Под потолком мерцают камеры видеонаблюдения. Золотов, если конечно найдет адреса этих камер в сети, должен сейчас их увидеть. Это не страшно, но может иметь непредвиденные последствия. Как только Лукин окажется у компьютера, доступ к камерам из кабинета директора будет закрыт.

Что Золотов сможет сделать? Трудно сказать. Скорее всего, в ближайшие несколько часов — ничего. А потом будет поздно.