Запретный плод

Я пошла впереди Терезы. Стук ее каблуков резко отдавался в гулком коридоре. Может быть, это на самом деле был только страх, но я ощущала ее взгляд — как скользящий вдоль спины кубик льда.

11

Зал был большой, как склад, только стены из сплошного массивного камня. Я все ждала, что выплывет из-за угла Бела Лугоши в своей пелерине. Та, что сидела под стеной, была, вряд ли хуже.

Наверное, ей было двенадцать или тринадцать лет в момент смерти. Под длинным просторным платьем виднелись маленькие, наполовину только сформировавшиеся груди. Платье было бледно-голубое, и цвет его смотрелся теплым на фоне полной белизны ее кожи. Она была бледной при жизни, а как вампир стала вообще призрачной. Волосы были сияющие и белокурые, как бывает у детей, пока их волосы не потемнеют до каштановых. Эти волосы не потемнеют никогда.

Николаос сидела в резном деревянном кресле. Ноги ее еле доставали до пола.

Мужчина-вампир подошел и склонился к креслу. У его кожи был странный оттенок коричневатой слоновой кости. Он зашептал что-то Николаос на ухо.

Она рассмеялась, и это было как колокольчики. Красивый, рассчитанный звук. Тереза подошла к девочке в кресле и встала за ней, разбирая руками белокурые волосы.

Справа к ее креслу подошел мужчина — человек. Он встал спиной к стене, прямо, с ничего не выражающим лицом и напряженным позвоночником. Был он почти совсем лыс, лицо узкое, глаза темные. Мужчины без волос выглядят, как правило, не очень. А этот — вполне. Он был красив, при этом у него был вид человека, которому это все равно. Мне хотелось назвать его солдатом — не знаю, почему.

Еще один подошел к Терезе. Волосы песочного цвета, коротко стриженные. Странное у него было лицо: не симпатичное, но и не отталкивающее, лицо, которое запоминается. Такое, которое может показаться прекрасным, если долго вглядываться. Глаза были светло-зеленые.

Он не был вампиром, но и человеком его назвать, возможно, было бы слишком поспешно.

Последним подошел Жан-Клод и встал у кресла. Он ни к кому не притронулся, и даже стоя рядом со всеми, он был от всех отдельно.

— Отлично, — сказала я. — Теперь бы еще мелодию из фильма «Дракула, князь тьмы» — и декорация готова.

Голос ее был такой же, как смех — высокий и безобидный. Тщательно продуманная невинность.

— Тебе это кажется остроумным?

Я пожала плечами:

— Каким есть.

Она улыбнулась. Клыков не показала. У нее был такой человеческий вид, в глазах светился юмор, лицо приятно округлое. Смотрите, какая я безобидная, просто симпатичный ребенок. Именно так.

Черный вампир снова что-то ей шепнул. Она рассмеялась смехом таким искристым и чистым, хоть в бутылки разливай.

— Ты этот смех отработала или он у тебя от природы? Нет, спорить могу, это потребовало практики.

Жан-Клод состроил гримасу. Не знаю, то ли он пытался не рассмеяться, то ли не нахмуриться. Может быть, и то, и другое. На некоторых я так действую.

Смех сполз с ее лица — тоже очень по-человечески, и только глаза искрились. И ничего забавного во взгляде этих глаз не было. Так глядит кошка на птичку.

Голос ее чуть взлетал в конце каждого слова — это придавало ему некоторую искусственность, как у Ширли Темпл.

— Ты либо очень смела, либо очень глупа.

— Тебе бы следовало к такому голосу добавить ямочки на щеках. Хотя бы одну.

— Я бы предположил, что глупа, — негромко сказал Жан-Клод.

Я посмотрела на него и снова на шайку гулей.

— Я знаете какая? Усталая, избитая, голодная, злая и перепуганная. И очень хотела бы покончить с этим спектаклем и перейти к делу.

— Начинаю понимать, почему Обри вышел из себя. — На этот раз ее голос прозвучал сухо и без тени юмора. Звенящим голоском произносимые слова капали, как с ледяной сосульки. — Ты знаешь, сколько мне лет?

Я посмотрела на нее и покачала головой.

— Кажется, ты говорил, что она искусна, Жан-Клод.

Она произнесла его имя так, будто на него сердилась.

— Она искусна.

— Скажи мне, сколько мне лет. — Голос был холоден, как у сердитого взрослого.

— Не могу сказать. Не знаю, почему, но не могу.

— Сколько лет Терезе?

Я посмотрела на темноволосую вампиршу, вспомнила силу ее давления на мой разум. Она надо мной смеялась.

— Сто или сто пятьдесят, не больше.

Она спросила, и лицо ее было непроницаемо, как мрамор:

— Как, не больше?

— Такое у меня ощущение.

— Ощущение?

— В голове у меня. Ощущение… определенной степени силы. — Терпеть не могу это объяснять. Всегда получается какая-то мистика. А тут никакой мистики. Я знала вампиров, как некоторые люди знают лошадей или автомобили. Природный дар. Практика. Но вряд ли Николаос понравится сравнение с лошадью или машиной, так что я не стала об этом распространяться. Видите, я вовсе и не дура.

— Посмотри на меня, человек. Посмотри мне в глаза.

Голос ее был все так же ровен, без той командной силы, какая бывала у Жан-Клода.

Ага, посмотри мне в глаза. Кажется, мастер вампиров всего города могла бы придумать чего-нибудь пооригинальнее.