Запретные практики

Вспомнилась дамочка, с которой они гуляли по облакам. Да, всё правильно. Жизнь должна приносить удовольствие. Вот взять, например, Дубова. Так он может на работу вообще забесплатно ходить. Уж очень ему нравится играть в большого начальника. Сидит в своем кабинете, руководит почем зря, а людишки подневольные бегают туда-сюда, туда-сюда. Процесс идет, работа кипит, а в эпицентре он, Дубов, демиург в отдельно взятом офисе. Поэтому и деньги у него на втором месте. Другое дело Панкратьева. Ее хоть горшком назови, только деньги плати приличные. Она не живет ради работы, а наоборот работает ради жизни. Наверное, у женщин как-то все по-другому устроено. У них на первом месте личная жизнь и семья. Панкратьевой пофигу, сколько там людей у нее в подчинении, и можно ли в ее кабинете на велосипеде кататься, или еще пока маловат он для этого дела. Главное удовольствие от работы, по мнению Панкратьевой, заключается в конверте, который она получает два раза в месяц. И теперь это удовольствие будет, наконец, адекватно затрачиваемым ею усилиям. Не когда-нибудь в светлом будущем, как они раньше мечтали вместе с Дубовым по примеру советского народа, а именно сейчас она будет пожинать плоды своего труда. Кто ж его теперь знает, будет ли оно вообще это светлое будущее? Вон, утекла тормозная жидкость в неизвестном направлении, и привет, Шишкин!

Люська позвонила ей уже ближе к концу рабочего дня и сообщила, что нарыла отличный горящий новогодний тур. И пальмы будут, и океан, и отель пять звезд, и удобные сдвоенные номера с отдельными спальнями для детей, и «все включено», и новогодний ужин. А самое главное, что чартерный рейс в это райское место, который организует непосредственно Люськина транспортная компания, вылетает двадцать девятого декабря, и у них будет время, чтобы придти в себя, приспособиться к местному часовому поясу и слегка акклиматизироваться, прежде чем приступать к празднованию Нового года. А если они с Панкратьевой оплатят путевки прямо сейчас, то получат скидку целых тридцать процентов, но при этом отказаться от поездки будет уже невозможно. Панкратьева задумалась, представила задумчивое лицо Алика Зотова. Сердце тихонько екнуло, но тут на глаза ей попался портрет незнакомца, который украшал стену ее кабинета. Мужчина мечты смотрел на неё с укоризной.

– Хорошо, Люсенька, я тебе сейчас денежку привезу, – согласилась Панкратьева.

– Не торопись, – ответила Люська, – я уже все оплатила, чай не бедствую. На неделе деньги завезешь, когда тебе удобно будет.

– Люсь! Как ты могла так рисковать? А если б я отказалась?

– Ни за что не отказалась бы! Ты ж не дура, я тебя знаю, – ответила Люська и захихикала.

Панкратьева представила, как весело они встретят Новый год, и подумала, что хорошо бы прикупить себе новый купальник.

Когда вечером после проверки уроков Федька узнал, что на Новый год они вдвоем улетают к океану и будут там купаться, сколько влезет, радости его не было предела. Он скакал по квартире как конь, пытался поднять Панкратьеву на руки, в результате чего уронил ее, затем спел ей песню «ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету» и в качестве апофеоза явил себя в новых, закупленных еще летом, купальных трусах и маске для подводного плавания. Панкратьева хохотала, потирая ушибленный при падении бок, и с удовольствием подпевала Федьке.

Работа над ошибками. Организация свободного места

Во вторник прилетел Зотов. Он позвонил из аэропорта, сказал, что заедет к себе на завод, проверит, что там и как, а потом сразу домой. Панкратьева одновременно и ждала приезда Зотова, и боялась его. За эти горячие денечки после аварии она много думала о своей личной жизни и, в конце концов, решила все-таки прислушаться к советам своего внутреннего голоса. А внутренний голос все настойчивей и настойчивей говорил о том, что если что-то в жизни не устраивает, то надо это что-то искоренять и гнать поганой метлой. И гнать не с помощью колдунов и золотистых шаров, а с помощью своих собственных рук, ног, а главное головы с мозгами. Да и слова Арсения про обезьяну, которая хватается за новую ветку, не отпустив предыдущую, тоже не выходили из головы. И чего, спрашивается, за эту ветку держаться, когда в последнее время Панкратьевой уже и домой идти совсем не хочется? Может, от того, что это не совсем её дом? Вернее, совсем не её?