Запретные практики

При этих её словах лицо Алика Зотова окаменело. Он шумно втянул в себя чай, поставил блюдце и встал из-за стола.

– Пойду собираться, – сообщил он, не глядя на Панкратьеву.

– Не буду тебе мешать, – ответила она, стремительно прячась в ванную комнату.

– Перебесишься, позвони! Ты от меня все равно никуда не денешься, поняла? – вслед ей спокойно сказал Зотов.

Панкратьева встала под душ и задумалась, она жалела Алика. Вернулся мужик из трудной командировки, а его вот так на ночь глядя взяли и выставили на улицу. Конечно, он не бездомный и не замёрзнет в сугробе на морозе, но ведь даже баба Яга путника сначала накормила, спать уложила, а потом уже послала куда подальше. Правда, такого только спать уложи, фиг от него потом отделаешься. Так что правильно выгнала, чего рассусоливать? Да и Алику от её действий только польза. Ну зачем он, спрашивается, время тратит рядом с женщиной, которая его не любит? Только сейчас до неё по-настоящему дошло, что она совершенно не любит Алика Зотова ни капельки, ни маленькой капелюшечки. Вон как он её раздражает постоянно. Ну ладно она, но ему-то это зачем? Найдет себе ту, которая его полюбит. Оценит и то, что он не курит, и то, что не пьет, и то, что матом не ругается, и то, что чистоплотный и аккуратный. Не все же женщины про отрицательные чистые активы разумеют. Или ему надо обязательно такую, чтобы в бизнесе соображение имела? Ничего, не пропадет. Мужчина он симпатичный, обеспеченный, такие на дороге не валяются.

Однако сердце Панкратьевой предательски ныло еще и от страха за собственное будущее. А вдруг она так и останется одна до старости лет? Одной было нестерпимо плохо, это Панкратьева хорошо запомнила в тот недолгий промежуток своей жизни, когда уже рассталась с бывшим мужем, но ещё не встретила Алика. Может быть, все-таки лучше с Аликом, чем одной куковать? Хотя с Аликом она прожила два года, и как-то ничего особо хорошего ей не вспоминалось, а вот последняя неделя, которую он отсутствовал, будучи в командировке, ей очень даже понравилась. С другой стороны, отсутствовал-то Алик физически, но в то же время всё же присутствовал морально. Одно дело, когда кто-то в отъезде, но этот кто-то есть, и совсем другое дело, когда нет никого! Вот если б Алик был, к примеру, капитаном дальнего плавания….

Панкратьева подумала, что все ее теперешние метания очень напоминают процесс расставания с бывшим мужем. Она тогда тоже никак не могла решиться, боялась, что муж без нее совсем пропадет, а она останется до старости лет одна. На то, чтобы, наконец, уйти от него, у неё ушло более десяти лет. Более десяти лет ее такой короткой жизни. Маяться ещё десять лет? Через десять лет ей будет около пятидесяти! Какой там последний вагон? Тю-тю! Все поезда ушли за горизонт. И останется старая обезьяна со своими бубновыми хлопотами у разбитого корыта.

«Нет, я не могу больше позволить себе такую роскошь – быть несчастливой»! – С этой мыслью Панкратьева вышла из ванной и услышала, как хлопнула входная дверь.

В спальне шкаф Зотова был открыт, в нем сиротливо болтались пустые плечики, на журнальном столике лежал ключ от квартиры. Панкратьевой стало не по себе. Она открыла отделение, в котором размещались свитера и джинсы, там тоже было пусто. Панкратьева огляделась. Конечно, он забрал не все свои вещи. Все-таки два года прожил у нее в квартире, и собрать все за полчаса просто немыслимо. Панкратьева вспомнила последнего Люськиного мужа, который после развода чуть ли не каждый день приходил к ней в дом за какой-нибудь очередной забытой им вещью. Тут же пришло решение потратить субботу на то, чтобы собрать оставшиеся вещи Алика и отвезти их к нему.

«Резать, не дожидаясь перитонита», – с этой гениальной мыслью Панкратьева забралась в кровать и попыталась заснуть.

Сон не шел, а через некоторое время она вдруг почувствовала в районе солнечного сплетения странные ощущения. Это была невозможная тоска, которая перемежалась со страхом, переходящим даже в некоторый ужас. Как будто душа её скукоживалась в нестерпимых мучениях. Панкратьева подпрыгнула с кровати и заслонила руками солнечное сплетение. Она подошла к окну и увидела в нем огромную совсем не зимнюю луну.

– Ну и где ты, когда ты нужна, внутренний голос, совесть или моя точная копия? Как тебя там зовут, амёба чёртова? Я хоть и ты, но ты точно не Аня Панкратьева! Помогай, давай. Видишь, что делается!

Разумеется, гром и молнии не засверкали, и никто на ее зов не явился, однако в голове вдруг засело: Федька! Панкратьева взяла одеяло и подушку и пошла в комнату сына. Федька лежал наискосок своей кровати, весь его вид говорил о том, что он куда-то бежит во сне. Панкратьева пристроилась сбоку, поцеловала ребенка в затылок и мгновенно уснула.

Наутро Федька явно удивился, обнаружив рядом спящую мать.

– Ма, ты чего? Вставай, а то в школу опоздаем. – Он тихонько потряс Панкратьеву за плечо.