Запретные практики

Панкратьева решительно встала и направилась к выходу из ресторана, где находилась доска, пестревшая объявлениями для лыжников. Нашла нужное объявление, набрала номер телефона. Инструктор оказался внизу около маленького подъемника. Панкратьева узнала у него расценки и, что из амуниции необходимо для начала обучения. Договорились, что в следующее воскресение они встретятся и начнут занятия. Конечно, расценки были совсем не маленькие, да и амуниция стоила недешево, но, с другой стороны, для чего же еще Панкратьева зарабатывала деньги? Именно для того, чтобы они помогали ей радоваться жизни. Небесная дамочка должна быть ею довольна.

После аварии Панкратьева стала совершенно по-другому ощущать себя и окружающую ее действительность. Ведь получается, что ей дали второй шанс, разрешили сделать работу над ошибками, предоставили возможность исправить все, что она натворила к тридцати девяти годам. И не только исправить, но и попробовать жизнь на вкус по-настоящему, а не рассуждать в стиле «а хорошо бы…», ничего для этого «хорошо» не делая.

Федька пришел в восторг от ее решения научиться кататься на лыжах и от того, что в следующее воскресение они опять поедут на гору. На обед они поели в этом самом горнолыжном ресторане вредного для здоровья шашлыка. Федька объелся и всю обратную дорогу спал, сладко посапывая. Можно считать, воскресение удалось. И Панкратьева решила, что будет стараться теперь каждый свой день сделать таким же насыщенным и интересным как это воскресение.

Работа над ошибками. Карьера

В понедельник Дубов притащился на работу на костылях. Когда Панкратьева отвезла Федьку в школу и добралась до офиса, он уже сидел у себя в кабинете, успев выразить секретарше свое недовольство отсутствием Панкратьевой и требование явиться к нему незамедлительно по прибытии. Как ни странно, на это его недовольство Панкратьевой оказалось почему-то глубоко наплевать. Когда она вошла к нему в кабинет с вопросом, чего надо, Дубов возмущенно заявил, что надо на работу приходить вовремя.

– Слушай, Дубов, разве кто-то за меня мою работу сделает? – cходу также возмутилась Панкратьева. – Если я пришла позже, значит и уйду позже. А может быть и раньше. Не знаю пока, как дела пойдут. Во всяком случае, ты прекрасно знаешь, что я работаю без обеда, на который у тебя уходит часа два как минимум. Давай не будем заниматься фигней и строить друг друга. Давай-ка лучше мне зарплаты чутка прибавим.

– Чего, чего? – Дубов явно удивился такой невиданной наглости.

– Того! Мы с тобой кто?

– Кто? – Не понял Дубов и почему-то посмотрел по сторонам.

– Мы, Александр Евгеньевич, с тобой не просто командиры нашего производства, мы этого производства собственники. Так сказать, владельцы, – принялась объяснять Панкратьева и пожалела, что не захватила с собой в кабинет Дубова очки. Очки для солидности никогда не помешают, особенно владельцу чего-нибудь собственного. – А владельцы должны получать от своего бизнеса выгоду или, как говорят ученые финансисты, дивиденды. Мы же с тобой ничего такого вовсе не получаем, а только пашем в поте лица на благо горячо любимой фирмы. Я вот, например, уже допахалась до того, что ребенка родного в его опасном возрасте забросила. Вот и приходится теперь его в школу возить, чтоб не забурился, куда не следует.

– Меньше надо с мужиками разными яшкаться, – проворчал Дубов.

– Якшаться, Шура, до чего же ты неграмотный. – Панкратьева всплеснула руками.

– Не учи учёного, я так и говорю – яшкаться!

– Хорошо, пусть будет яшкаться, – согласилась Панкратьева, понимая, что Дубов уводит разговор в сторону. – Это к делу не относится. Давай зарплату прибавлять, раз дивиденды не платим. И не всем подряд, а то я тебя знаю. Ты добрый. Отец родной рядовому персоналу. Прибавим только нам с тобой и другу нашему большому и красивому зарплату учиним.

– Ему-то за что? – поинтересовался Дубов. – У него свой интерес, ему наши копейки не нужны.

– Ну, как скажешь, можно только нам с тобой. Но для порядка я бы и для большого босса денег не пожалела. Во всём должен быть порядок и система.

Глубоко внутри себя Панкратьева веселилась. Ведь Дубов даже не заметил, как согласился, и безо всяких золотистых шаров. Хотя настроеньице у него аховое, да еще и обе ноги сломаны. Самое время сорваться на ком-нибудь, матом покричать.

– Давай приказ! Будто я тебя не знаю, – хмуро пробурчал Дубов, – наверняка, уже нарисовала.

– Ага! – Панкратьева протянула ему бумагу.