Записки уголовного барда

— Я за плиткой.

Плиткой был огнеупорный желтый кирпич с вырезанными под спираль канавками. Он достал его из кармана телогрейки и-еразу же начал собирать это диковинное устройство.

— Давай, Кузьмич, заводи тесто на скоряк, — вмешался в процесс Виктор. — Мужикам еще идти грузить надо.

Малорослый дядька по имени Кузьмич привычно поставил банку, достал из шкафа сверток и начал колдовать в углу, смешивая муку с холодной водой, солью и толчеными сухарями. Звякнула о кирпич сковорода, и провода при посредстве трясущихся Кузьмичевых рук воткнулись в раздолбанную и обгоревшую розетку. Он расплавил полпачки маргарина, нагрел до треска и стал шмякать деревянной ложкой на дно сковороды густое тесто. Оно растекалось и напоминало собой обычные оладьи. Употреблять их полагалось быстро и прямо с жара, пока на запах не прибежали прапора. Как только сдернули последний «лан- дорик», всю утварь, не давая ей остыть, вынесли из теплушки. Сковороду — в снег. Плитку-кирпич — куда-то подальше. Спираль — и вовсе за штабеля, соблюдая лагерный закон: ничего не хранить в одном месте.

Поглощая это нехитрое тюремное яство, мы вслух, к видимому удовольствию Виктора и под ухмылки Славки Керина, вспоминали, когда в последний раз ели такую вкуснятину.

— Тут в зоне до хрена таких, которые и на воле ничего подобного не ели, — будто прочитав наши мысли, заметил Виктор. — А здесь ходят, блатуют. Половина из них, блядей, только здесь настоящую жрачку увидала. Да и то которую у мужиков отняли. Кстати, вам если что-то надо в зону завезти — обращайтесь. У меня люди надежные есть — затащат все что хочешь. Хоть бабу!., хе-хе... Вся шоферня, которая сюда за досками ездит, меня знает в лицо — я уж не первый год на погрузке. На биржу завозить, в общем-то, не сложно. Вот в жилзону отсюда протащить — это до хуя делов! Хотя зачем вам в жилзону — там нигде не спрячешь. Завхоз со шнырем сдадут сразу. Такие твари, как Захар, этим и пользуются — мужикам держать жратву негде. В штабелях спрячешь — кто-нибудь из зэков найдет, утащит, сожрет. Если шмон с собаками — овчарки найдут. Значит, прапора сожрут. Поэтому приходится с бригадирами делиться, а то и вовсе отдавать «за «боюсь». Если есть земляки, из тех, кто с положением, у кого свой тепляк или инструменталка, — тогда другое дело. А нет— значит тяжко. Особенно зимой. Зимой здесь — ад.

Дверь резко отворилась, и на порог влетел «сынок»:

— Менты! Атас! Идут по вагонам.

— Где? Далеко? — спокойно, не вставая, спросил Виктор. — Какие менты? Опера или солдаты со шмоном? Беги в лесоцех за старшаком!

— Отрядники, двое... И еще прапора, — добавил «сынок» и убежал.

Виктор встал. Мы повскакали тоже.

— Спокойно, мужики. Если что — зашли погреться, чифирнуть... Это здесь не возбраняется. Остальное — уже мои дела.

Мы напялили рабочую рухлядь и вышли за двери.

Издалека слышались выкрикивающие голоса. Они приближались со стороны нашего вагона, наполовину загруженного и брошенного.

— Эй, где бригадир?!. Где старший, почему на вагоне никого нет? Кто его грузит?

Речь, понятно, шла о нас.

— Ты смотри, бляди, никуда не заглянули, а сразу прямиком к вашему. Вот суки, все знают! — выругался Виктор.

Мы втроем двинулись навстречу голосам. Виктор нас обогнал. У вагона стояли несколько человек в форме. Один из них был майор, второй — старший лейтенант. За их спинами два прапорщика.

— Здрас-сьте, гражданин начальник! — бодро начал он, явно затягивая время. — Все на месте, все работают...

— А ни хуя не все! Кто на этом вагоне, а? — притворно серчая, начал старший лейтенант. — По зоне шляются ночью, да?!

— Я им новые рукавицы выдавал, гражданин майор, ихние порвались уже с непривычки... Научатся, — уверенно начал защищать нас Виктор.

Пахнуло запахом свежевыпитого спиртного — и майор, и старлей были в легком подпитии. Оттого говорили громко и нарочито строго. Старлей старался больше других:

— Хуля ты мне мульку гонишь? Я чего тут, на бирже первый день, что ли? Рукавицы... Скажи уж лучше, в лесоцех бегали за чаем.

— Да никуда никто не бегал. Мы же знаем, что когда вы на смене, гражданин начальник, хрен куда убежишь!.. — кондово польстил старлею Славка.

— Вот это правильно, га-га-га!.. Ладно, на первый раз прощаю, — примирительно, довольным тоном закончил старлей. — Фоменко, бля, запомни, — все видит, все знает... Я даже знаю, какой вагон здесь Новиков грузит. А почему? А потому что березой грузится сегодня только один вагон. А значит, кого на этот вагон поставят?.. Правильно!.. Логика, бля, — железная наука! Правильно я говорю, Шутега? — назвал он Виктора по кличке.

— Вы всегда говорите правильно, гражданин начальник, хе-хе...

— Главное, Шутега, не правильно говорить, а правильно жить!.. — пьяно базарил старлей Фоменко. — Тут до хуя тех, кто правильно говорит... Даже есть и в погонах. А я живу правильно. И вас научу тоже, как жить!.. Блядь буду, научу!

Майор все это время заглядывал в темное нутро вагона.

— Всего половину нагрузили, что ль?.. Давайте шевелитесь быстрей, — проговорил он в нашу сторону и принялся мочиться прямо на вагонное колесо.

Фоменко продолжал монолог: