Записки Курта Фалькенхорста

— Да, там действительно было на что посмотреть. Мы даже организовали съемку боевых действий наших передовых соединений со специальных бронемашин, чтобы видеть свои и вражеские ошибки. Бедой союзников было абсолютное непонимание маневренной войны. Во-первых, их танковые части находились далеко за линией фронта, так что просто не успели к первым столкновениям с нами. Во-вторых, ни пехота, ни техника противника была не обучена к действиям в небольших отрядах. Французы и англичане сбивались в огромные толпы под бомбами наших самолетов и начинали двигаться в нашем направлении, в результате чего еще до непосредственного контакта с нами несли огромные потери от заградительного огня. Остальную часть времени они сидели в окопах и чего-то ждали, пока наши танки заходили им во фланги, а парашютисты высаживались в тылу. Те же англичане могли доставить нам немало неприятностей со своими "Матильдами", но их генералы искренне верили, что задача танка — сопровождать пехоту, и потому они попросту проигрывали нам в мобильности. Кстати, в Африке они воевали точно так же, пока попросту не задавили Роммеля числом!

Вообще, я уверен, что будущие войны любого масштаба будут не столько войнами моторов, сколько противостоянием небольших тактических единиц. Посмотрите сами: ну чего стоит сейчас волна техники или даже значительное численное превосходство, если пехотинец может одним выстрелом сжечь танк со всем экипажем, а заградительный огонь "катюш" или "небельверферов" уничтожить огромные массы атакующих? Ведь в будущем, несомненно, оружие будет только совершенствоваться. Выводить на поле огромную армию лет через пятьдесят будет не выгодно ни тактически, ни экономически. Ее без проблем уничтожат или заставят отступить уступающие ей по численности, но высокопрофессиональные и хорошо оснащенные мобильные соединения, более того, какое-нибудь сверхмощное оружие грядущего наверняка сможет уничтожить значительную часть вражеских солдат в самом начале кампании!

Да, Дюнкерк… Конечно, вовсе не стоило презентовать такой подарок перепуганным англичанам… Но ведь мы верили, что они поймут всю абсурдность этой войны, поймут, что время раздробленной Европы кончилось! И они пошли бы на мир, если бы ни Черчилль. Нетрудно догадаться, кто за ним стоял — американские банкиры, ведь не случайно он позднее с таким успехом сотрудничал с янки, фактически положив под Штаты собственную страну. Англичане должны были быть вместе с нами уже к сорок первому, а вместо этого их погнали умирать и убивать наших солдат… Впрочем, они никогда бы не причинили нам столько вреда, если бы не итальянцы со своим свиноголовым дуче. Он, явно завидуя фюреру, постоянно лез на соседей, а когда его допотопная армия с какими-то полупаровозами в качестве танков в панике отступала, он требовал помощи от Германии. Он заставил нас полезть в Африку, вместо того, чтобы сосредоточить все силы в Европе. А ведь будь корпус Роммеля под Москвой — не известно, как сложилась бы та кампания.

В этот момент адъютант доставил отчеты, и я, простившись с фельдмаршалом, поспешил назад, к фюреру.

Пригороды Берлина были одеты в сумерки раннего утра, совсем в такие же, как в тот день, когда я только что прибыл сюда с письмом генерала Шернера. Где-то далеко на Западе ухали взрывы — самолеты англо-американского альянса стирали с лица земли наши города, а нам нечего было им противопоставить. Слабость нашей авиации достигла таких пределов, что летчица Ханна Райш предложила использовать самолеты в качестве управляемых пилотами-смертниками снарядов для поражения наземных войск противника. Столичные улицы были пустынны, а остовы разрушенных бомбежками зданий казались руками скелетов, вознесенными в немой мольбе к дарящему огненную смерть небу.

Когда я вошел к фюреру, он был в полном одиночестве. Борман успел сообщить мне, что Гитлер, должно быть, находится под сильным впечатлением встречи с противотанковыми подразделениями, сформированными из подростков "гитлерюгенда", которых он напутствовал всего полчаса назад. Действительно, я никогда ранее не видел фюрера настолько печальным. Даже привычное пламя в глубине его глаз потухло, оставив лишь пустоту и обреченность. Когда я вошел, Гитлер повернулся в мою сторону, странно и мрачно улыбнулся — углом рта, а затем снова устремил взгляд в никуда, сквозь стены.

— Что с вами?! — забыв про всякую субординацию, воскликнул я, бросившись к фюреру, но он повелительным жестом отстранил меня, встал из-за стола, помедлил минуту и сел обратно.

— Отложите бумаги. Вот сюда. Пусть лежат, сейчас не до них. — пробормотал Гитлер. — И… налейте мне стакан воды. Вот, из того графина, если там еще осталось.

Я исполнил его просьбу, и в кабинете снова воцарилось молчание. Подумав, что фюрера лучше оставить одного, я хотел было подняться со своего стула и выйти, но Гитлер неожиданно заговорил — со мной или нет, я ответить не берусь. Видно было только, как с каждым словом в его глазах разгорается прежнее пламя.