Записки Курта Фалькенхорста

Ведь что такое тогдашний штурмовик? Это тот, кто не думает над всякими философиями, а просто делает, что захочет. Не нравится ему коммунист — подойдет и разобьет ему морду. Не нравится фамилия хозяина какого-нибудь магазина — разобьет витрину. А если это кому-то тоже не нравится, то пусть они подойдут и скажут ему это в лицо! Вы скажете, Курт, что они были необразованны и знали только лозунги. Да. И они даже гордились этим. Почему? А все просто — это было одним из столпов их свободы. Ведь большая часть сегодняшних знаний нужна человеку именно для того, чтобы исполнять свою роль в обществе. А они просто брали от общества то, что хотели: пиво, женщин, драки, шумные сборища… Они разъезжали по улицам на грузовиках, орали националистические и антисемитские песни, бросали в толпу листовки, а полицейским и коммунистам наглядно показывали, что именно о них думают в СА. Собственно, они и националистами были только потому, что им это нравилось, а не потому, что хотели изменить к лучшему общество или там государство. Да, в сильном национал-социалистическом государстве таким не место, вот почему и случилась та ночь… Но с другой стороны, все так восхищаются всякими викингами и тевтонцами, а чем жизнь этих древних завоевателей отличалась от жизни ремовцев?

Так что, когда в 33-м Гинденбург сдал нам власть, в этом была огромная заслуга штурмовиков. Курт, вы, как военный, должны понимать — никто и никогда не станет уважать человека, за которым не стоит сила. Обычная, грубая, в лице армии или боевых группировок. Даже деньги не спасут, если нет такой силы — как не спасли они аристократию в России во время революции, а уж интеллигентность и хорошая репутация тем более не спасут. Мы это понимали, Муссолини понимал, Хорти в Венгрии тоже… А вот всякие клоуны, которым бы все "марши протеста" да заседания своих партий с громкими названиями устраивать, не понимали. Поэтому-то…

Однако тут нас прервали: меня срочно требовали к телефону. Как выяснилось, Кайтель и Геринг пришли к заключению, что в связи с полным превосходством противника в воздухе разумно будет не жертвовать напрасно людьми, и за счет личного состава эскадрилий сформировать несколько мобильных зенитных батарей, а остатки объединить с десантниками Штудента и Хейдте и использовать как обычные пехотные части. Пехота требовалась для поддержки мобильных противотанковых частей, обычно включавших в себя три-четыре самоходных орудия и один модифицированный "Тигр" или тяжелое орудие "Ягдпантер". Мобильные гаубицы, а также наиболее тяжелые орудия типа "Ягдтигр" пока планировалось держать в резерве, а артиллерийскую поддержку войскам оказывать обычными полевыми гаубицами, транспортируемыми тягачами или конными подводами. Генерал Хайнрици, не исключая возможной битвы за Берлин, все же рассчитывал растянуть оборонительные бои на подступах к городу хотя бы на пару недель, предоставляя возможность фюреру найти средство для разрешения сложившейся на фронтах ситуации. С целью замедлить продвижение русских резервы изымались даже у основных боевых группировок на Западном Фронте — у Моделя в Руре и Кессельринга в Италии, не смотря на протесты последних.

Идея Кайтеля и Геринга показалась мне своевременной, и я поспешил к фюреру, чтобы сообщить ему о ней.

Гитлер включил меня в число людей, которых охранники пропускали к нему в любое время суток, так что я попал на окончание заседания, посвященного оккупированным русскими территориям Германии. Розенберг, "министр восточных территорий", как раз пытался оправдать неорганизованность снабжения и связи с группировками "вервольфов" и "гражданского сопротивления", действующими в тылу Советской Армии. Получалось, что подпольной или партизанской борьбы заметных масштабов немецкий народ не вел, или вел — под прицелом "люггера" какого-нибудь ССовского чина, которому все равно терять было нечего.

Фюрер в этот раз воздержался от каких-либо комментариев. Когда Розенберг закончил свое сумбурное выступление, Гитлер лишь безмолвно покивал своим мыслям и потребовал, чтобы впредь ни одна боевая часть не оставляла русским занимаемые территории до того, как на них будет организована разветвленная система подпольного сопротивления. Отпустив офицеров и Розенберга, фюрер повернулся ко мне:

— Что у вас?

Я изложил суть запроса Кайтеля и Геринга. Фюрер встал из-за стола и навис над картой Восточного Фронта, опираясь руками на спинку стула.