Записки из бункера

Я молча сносил удары. Охранники это особый вид людей, им вроде бы все равно, но для порядка – надо. Только в моем состоянии каждый удар чувствовался жестко: верхний слой кожи рвался, потому что от испытательных материалов и лекарств кожа стала похожа на пергамент.

– Завязывай, Ефимыч, – гаркнул тот, что зашел первым, – Сергеичу не понравится. Ты же знаешь, как он мстит за повреждение его моделей.

Ефимыч сплюнул, покрутив в воздухе измазанной в моей крови дубинкой, как бейсбольной битой, и небрежно бросил:

– Задержание при попытке к бегству.

Меня оттащили в клетку и неудачно бросили на кровать, потому что от слабости я не удержался и упал на пол. Сильно болела спина, и подняться мне не удалось, а когда через время пришел Иван, он очень испугался, увидев меня на полу в таком виде, выкрикивая мычащие звуки и стуча ладошкой по решетками. Я поднял голову и попытался его успокоить улыбкой, самой доброй, на которую был способен в тот момент.

Главным сокровищем была новость о Лизе. Остальное можно пережить.

Наверное.

Виктор Сергеевич появился передо мной на следующее утро. Мужчина за сорок, красивый картинный брюнет с холодным взглядом вошел в мою камеру с тремя охранниками и наотмашь стукнул меня по лицу. Он подождал, когда я поднимусь, кривляясь от боли и хватаясь за ребра, а потом сразу ударил.

– Ты знаешь, сколько я на тебя трачу? – сквозь зубы процедил хозяин. – Не вынуждай меня, иначе все предыдущее тебе покажется раем. – После он развернулся к застывшим охранникам и добавил: – Если вы его испортили – замените собой. Этого в душ и сменить одежду. И молитесь.

Дорога в другой корпус далась мне с трудом. Еле переставляя ноги, я тащил свое тело, изо всех сил стараясь идти быстрее, но мое поведение все равно взбесило охрану. Они тыкали в меня дубинками и ругались. Потом привезли откуда-то коляску и доставили свой балласт в душ. Проезжая мимо стены с фигуркой кораблика, я вспомнил свой побег с заложником. В кого меня превратили эти стены… В преступника. В вора. С атрофированным чувством к жизни и к унижению. А ведь я выпустился из детского дома совсем другим человеком. Я был лучше. Добрее. И вся жизнь казалась впереди.

Стоя в душе, я вспомнил первый день, когда нас заставили здесь мыться. Лиза тогда плакала, мылась и плакала, а я слышал это сквозь шум холодных струй. Стоял рядом и прятал глаза. Я чувствовал себя предателем. И до сих пор чувствую.

Зачем человеку воспоминания? Если ты возвращаешься к хорошему, значит, сейчас тебе хуже, чем тогда. Если возвращаешься к плохому, значит, тебе очень плохо сейчас. Муки совести заставляют возвращаться в тяжёлый момент снова и снова.

Зачем?

Почему нет кнопки отключения? Разве можно жить с такими чувствами…

– Рыжов! Чтоб тебя… – ругнулся охранник, ткнув в меня дубинкой. – Разогни руку! Доступ к венам!

Я огляделся и понял, что нахожусь в медицинском кабинете, где лаборанты пытаются взять у меня кровь. Как попал сюда, не помню, но инстинктивно зажался, преграждая доступ к больным местам. Мои вены воспалились, начался флебит. Было больно, когда в почерневшие горячие участки тела втыкают иглы.

Последнее время мне стало почти все равно. Хотелось скорее умереть. Это же выход. Это прыжок в мир без боли и пыток. Но весть о Лизе возродила угасшее желание жить, и теперь нужны были силы, только их почти не осталось.

Результаты анализов показали, что меня можно помучить, чем и занялись вновь назначенные лаборанты. Я начал принимать какой-то препарат ежедневно, три раза в день, и примерно через неделю моя кожа покрылась синяками, и распух правый бок. Мне сменили препарат, после чего сначала полегчало, а потом стало еще хуже: выпали волосы и брови с ресницами, начало рвать. Похоже на химиотерапию, ведь я уже проходил такое.

Через время мне стало совсем плохо. Как-то в лабораторию вошел Виктор и с претензией обратился к медику, который наблюдал меня в этот момент.

– Рыжов мне не нравится, – постучал пальцами по столу брюнет. – Результаты не радуют.

– Все в порядке, Виктор Сергеевич, – уверил лаборант. – Анти-штамм может так реагировать, для его формы это нормально.

– Смотри, не сорви ему печень. Он мне нужен. Загубишь – ляжешь на его место.

Глядя в белый потолок, я размышлял, что такого нашли в моем организме, что позволяет мне до сих пор оставаться живым. Ведь я с самого начала плохо подходил для таких целей, только дядя Веня заступался. И каким издевательствам тогда подвергают Лизу, если с первых дней у нее был хороший показатель?

Что же мне делать? Какое решение принять? Новое нападение? Заложник? Побег? Нужно что-то изменить. Пока еще не поздно.

Надеюсь, что не поздно.

Глава девятая

Как-то после капельницы я отлеживался в камере. Мутило страшно, ломило кости, была такая слабость, что я устал даже дышать. Тело сотрясала мелкая дрожь, что передавалось дыханию, и мне казалось, что вдох и выдох идут рваными движениями.