Я лежал головой в сторону коридора, и когда там раздался шум, приоткрыл глаза, все, на что был способен. Охранник и лаборант что-то шумно обсуждали, проходя мимо моей клетки. Медик махал папками и совал их в лицо качку с дубинкой, как вдруг что-то пронеслось навстречу и столкнулось со спорящими.
Папки рассыпались по полу, раскидывая содержимое, и что-то маленькое закатилось под решетки моей камеры. Медик присел и, возмущаясь, стал собирать бумаги, а виновник остановился, словно статуя, и я узнал в нем Ивана.
– Вот придурок! – сокрушался лаборант, сгребая листы. – Сказано – придурок! Устроил американские горки! – Наконец, поднявшись, медик ткнул папками в грудь застывшего парня. – Какого хрена ты тут бегаешь? Выздоровел уже? Степан быстро вернет тебя на больничный, – кивнул он в сторону охранника.
Иван смотрел перед собой, моргая и кусая нижнюю губу, и никак не реагировал. Лаборант замахнулся на него в эмоциях, затем, плюнув, направился дальше, уводя за собой мужчину с дубинкой.
Ваня оглянулся на них и, когда голоса стихли, подошел к моей клетке.
Я обрадовался и постарался улыбнуться ему:
– «Привет, друг! Давно не приходил, ты что, болел?»
– «Да. Болел».
– «Что случилось с тобой?»
– «Гриша побил».
– «За что?!»
– «Я не слушался и плакал».
– «Плакал? Почему? Что случилось?»
– «Жалко новых людей. Их привезли как тебя и Лизу».
Я даже забыл, что меня трясет и поднялся на кровати с вопросом:
– «Новые люди? Их тоже посадят в клетки?»
– «Да. Они уже сидят, в другом корпусе. Я ходил туда, они там, где Лиза».
– «Лиза там? Ты ее видел?»
Иван кивнул.
Собрав последние силы, я подошел к решетке и улыбнулся своему другу.
– «Как она себя чувствует?»
– «Плохо. Как ты. Лежит все время».
Только не это… Только не сдаваться. Если мы оба сляжем, некому будет бороться.
Вдруг появился тот самый Гриша, он схватил Ивана за руку и потащил обратно по коридору.
От слабости я начал сползать на пол, цепляясь за шершавые пыльные прутья. Где-то близко моя грань, но ее нельзя видеть. Иначе наступит конец.
Пол был холодным, а боль в теле доводила до рвоты. Я лежал возле решетки, не в силах доползти обратно до кровати. Почему Гриша так грубо увел Ивана? Надеюсь, взрослый брат не обидит его снова, ведь Ваня ребенок, открытый и добрый.
Мой взгляд упал на длинный предмет, который спрятался между полом и дверью в камеру, и я протянул к нему руку. Что это? Палочка? Прутик? Нет. Это карандаш. Карандаш? Откуда он здесь? Может быть, его принес Ваня, когда прибежал? Нет, ему нельзя брать карандаш, он острый. Тогда, быть может, карандаш отлетел, когда упали папки? Лаборант собрал бумаги и все, что увидел, но я тогда заметил: к моей двери отскочил какой-то предмет.
Поддев пальцем слой грязи с пылью, похожей на серую вату, мне удалось ухватиться за карандаш и вытащить его. Остро заточенный предмет начал рождать разные мысли в моей голове, вплоть до использования его в качестве холодного оружия. Такое острие к чьей-то шейной артерии – и ты почти бог. В твоей руке жизнь и смерть. Для этого нужно построить четкий план побега, и не так, как в прошлый раз.
Я спрятал находку в отверстии между треснувшей кирпичной кладкой стены, сначала план, после – действие.
С этого дня мои мысли были заполнены побегом. Как вызволить Лизу, как более безопасно покинуть помещение, где взять теплую одежду, ведь когда я бежал первый раз, была глубокая осень. Нужно очень многое учесть, может быть, придется украсть телефон, чтобы позвонить в процессе побега, или деньги… Стать вором. Стать убийцей. Стать преступником. Но может быть, там наверху положат на весы мои преступления и преступления, совершенные в этих подземных бункерах и решат, что моя вина ничтожно мала по сравнению с виной людей из группы дяди Вени.
Ничтожно мала…
Однажды сработала сигнализация со стороны овощехранилища. Сирена звучала минуты две, прежде чем послышался топот в той части коридора. Все стихло, но я затаил дыхание, глядя на дверь камеры: во время сигнализации раздался щелчок. Почему? И правда ли этот звук исходил от двери?
Подождав какое-то время, я осторожно подошел к решетке, поглядев по сторонам коридора. Сердце бешено отбивало пульс в горле, от волнения затряслись руки. Мои пальцы потянулись к ручке, медленно нажав на нее, я почувствовал движение от себя. Что это? Она открылась… Почему? Что за подвох? Может, за мной наблюдают?
Лихорадочно размышляя, я все же вышел из камеры и пошел вдоль стены, поглядывая наверх в поисках красных глазков.
Глоток свободы. Мнимой свободы, но тот, кто не сидел взаперти, никогда не поймет мои ощущения. Когда идешь по длинному коридору, а пространство не кончается, и рядом с тобой никого, никто не тычет дубинкой в больные ребра, не хватает руками за распухшие ноющие локти… Это свобода. Да. Маленькая мнимая свобода. Я знаю, что это закончится, через сто метров или через переход в другой корпус, а может, сейчас же за углом. Но я вырвал кусок этого чувства, которое дает силы жить дальше. Спросите – зачем? Что это за жизнь такая? Легче быстрее загнуться. Будете правы. Но только отчасти.