Запертый

Я попал в группу к Нурлану и Криппи. Помощник бригадира был старшим, но он как-то сразу отодвинулся от этой роли и предпочитал помалкивать и тягать тяжелые ведра. И я вдруг увидел, насколько сильно он постарел… Третьим из нас был Криппи, и он понятия не имел о сменившемся стиле моего поведения. Поэтому едва мы спустились в первый путевод, он радостно предположил, что надо бы воскресить мою мертвую мать-уборщицу и предложить ей разгрести все завалы. Получив от меня удар кулаком по лицу, а затем еще один смазанный по шее, он упал и некоторое время удивленно хлопал глазами, слизывая кровь с разбитых губ. Ударил я неожиданно сильно… и ведь туда и метился. Полежав немного, Криппи понятливо кивнул и широко улыбнулся, признавая свою вину. А я на этом успокоился, и больше мы эту тему не поднимали. Все прошло так легко, потому что Криппи… он чуток недалекий и всегда плывет по течению.

Все курят тасманку? И Криппи курит!

Все пошли драться? И Криппи пойдет!

Все издеваются над Амосом? И Криппи будет!

Впору вышить на спине комбинезона лозунг «Не будь как Криппи – имей собственное мнение!» и ходить так по Шестому уровню – и ведь все поймут мой посыл.

Так что мне еще повезло, что в моей группе оказался именно Криппи. Во вторую группу попал Слум Нарк. Жертва аборта. Его мать сделала аборт, когда уже впору было роды принимать. Она спятила от тасманки и от того, что ее бросил задолбавшийся вытягивать наркоманку из проблем муж. Его за это даже не осудили – хотя у нас грех, когда муж покидает семью с ребенком. После аборта Слум выжил. Мать – нет. Его забрал отец и вырастил пацана как мог, хотя все сходились в мнении, что Слум был ущербным. Может, из-за матери-наркоманки, может, из-за спиц, которыми она в себе орудовала, пытаясь вытащить ненужное дитя, а может по иной причине. Школу Слум не закончил и уже с детства покуривал тасманку. При этом он почти никогда не замолкал, часто и внезапно начинал орать, заодно вставляя куда можно и нельзя два своих любимых словечка «чпок» и «шоко». Их группа ушла вниз первая, и из темноты еще долго доносился восторженный голос Слума:

– Главное, чтобы делало «ЧПОК»! Смекаешь? Смекаешь, а? Они ведь не волокут! Они тупые! Услышат «чпок» – и они твои! А ты весь в шоко, сурвер! ВЕСЬ В ГУСТОМ ШОКО!

Мы пошли за ними – молча и устало. И взялись за работу.

Судя по уменьшению количества ведер на каждый следующий метр путевода – мы приближались к концу грязевого хвоста. И к концу работы. А судя по этой решетке и тому, насколько чисто было за ней – нам осталось лишь вычерпать со дна колодца все имеющееся, и можно заканчивать на этом. Главное, чтобы нигде не осталось тухлой органики и слишком больших кусков черной маслянистой грязи. Опять же – я практически уверен, что никто из рода Якобс или из числа проверяющих не полезет так глубоко вниз. Они посветят фонариками, увидят чистоту – и на этом остановятся в своем продвижении вниз. Хотя бы потому, что вон та вода на дне колодца – это не из прорванного садка. Я был готов поставить в заклад все свои оставшиеся зубы, что эта водица прибывает снаружи. Из глубинных водоносных слоев – ведь мы очень глубоко. А счетчиков радиации при нас нет. Но я не особо переживал по этому поводу – знал, что внутри этого тоннеля есть как минимум один стационарный и надежный, соединенный сигнальным кабелем с ЦПУ Шестого уровня. Радиации там нет. И все же как-то… неуютно опускать в эту воду свою сурверскую задницу. Ладно у меня выбора нет. А вот проверяющие ограничатся игрой с фонариками и задумчивым бормотанием…

Пока я размышлял об этом, Криппи уже успел спуститься и почти по колено оказался в жидкой грязи.

– Что там? – хрипло поинтересовался Нурлан.

Правильно поняв вопрос, Криппи повернул голову в сторону тоннеля, чуть постоял, разглядывая, и наконец доложил:

– Чисто, считай, шеф! Это вот вокруг вычерпать – и можно домой! – как Криппи не пыжился, но его голос ощутимо дрогнул.

Да… там темно. И страшно. А луч фонаря помогает мало.

– Начинаем, – скомандовал помощник бригадира и остался на краю колодца.

Он глянул на меня так безразлично, что я, взглянув в его посеревшее от усталости лицо, сам запустил веревку в шкив и опустил вниз ведро. Сам же я и предложил:

– Давай по очереди? Я устану – ты продолжишь?

– Договор, – он даже не кивнул, а просто уронил голову на грудь.

Шагнув к стене, Нурлан уселся, погасил свой фонарь и затих.

Из колодца подал голос Криппи:

– Ану… упс… Амос! Без обид, я оговорился, дружище. Просто оговорился!

– Не дергайся, – буркнул я, нависая над краем шахты. – Че орешь?

– Да очкую я че-то тут, – признался Криппи, потушив фонарь и глядя вверх. Теперь я слепил его, а не наоборот. И это, кстати, правильно – уж лучше я ослеплю стоящего внизу, чем он ослепит меня, и я уроню ему на башку тяжелое ведро.

– И? – буркнул я, глядя, как на грязевой жиже бьется что-то живое. – Там рыбка, что ли?

– Ага. Ободранная вся. Пытается дышать дерьмом. Как еще выжила-то? И что вообще она делала в той банке с говном?

– Убей ее, – сказал я.

– Да пусть ее, – отмахнулся Криппи. – Тебе какая разница?