– Я тебе говорила, Ален. Он ни дня не может прожить без своих компьютерных штучек. И как ты такое назовешь? А вот я скажу, что это зависимость. В придачу он от этого впадает в буйство, – добавила она, снова растирая запястье. – Ты отец, так сделай что-нибудь.
Ален Гедж еще размышлял, что ему предпринять, а жена уже шагнула к сыну:
– Вот видишь, Поль. Именно поэтому я это сделала. Чтобы ты понял, что на самом деле, в реальности он тебе не нужен. Это как у наркоманов. Их надо насильно оторвать от наркотика, тогда они осознают, что есть жизнь и помимо него. Чем больше ты настаиваешь, тем яснее я понимаю, что сделала, как лучше для тебя. – Она выдержала мелодраматическую паузу. – И вообще, я наконец поступаю как настоящая мать.
Поль старательно внушал себе: нельзя ее бить, ни в коем случае нельзя.
– Мне девятнадцать лет, я совершеннолетний и сам за себя отвечаю. И ты мне, блин, отдашь мой компьютер.
Голос его звучал глухо.
Мать повернулась к отцу и торжествующе воскликнула:
– Вот видишь! Видишь! У него серьезные проблемы. Слышишь, какой у него голос? Видишь, насколько он напряжен? Совершенно как наркоман в ломке. Ему нужна помощь.
Блин, я сейчас ей вмажу. Нужно успокоиться.
– Ты посмотри, как он дрожит! Только что пена изо рта не идет!
– Да блин, ты понимаешь, что я из-за тебя свихнусь?! Ты мне всю жизнь отравила! Ты же моя мать, твою мамашу! Ты должна быть со мной ласкова, а ты все время меня оскорбляешь и унижаешь! – Он повернулся к отцу. – Вы обращаетесь со мной как с больным, как с инвалидом, как с ничтожеством, потому что вам удобнее считать меня малым ребенком. Она обращается со мной как с малолеткой просто потому, что боится морщин и седых волос.
Он увидел, как мать приближается. Подойдя вплотную, она вернула ему ту самую звучную пощечину, какую он мечтал дать ей. И прошипела ледяным шепотом, так что он так и не понял, слышал ли ее слова отец:
– А я? Обо мне ты подумал? О том, какое это ежедневное разочарование – иметь единственным ребенком тощего, асоциального, полного ненависти сопляка?
Это была вторая пощечина, бесконечно более болезненная, чем та, что обожгла его щеку пару секунд назад. Поль посмотрел вокруг, но ненависть застила ему глаза. В конце концов он взял стакан, стоявший на краю раковины. И швырнул его об пол. Стакан разбился, и куски разлетелись по кафельному полу.
Мать закрыла лицо руками и испустила долгий вопль, перешедший в “боже мой… все еще хуже, чем я думала”. Голос ее сорвался в подавленном рыдании. “Мы должны были действовать раньше, боюсь, уже слишком поздно. Мы должны были следить за ним, заметить симптомы”. Потом она обратилась к Полю:
– Мы сделаем все, чтобы тебе помочь. Не волнуйся, дорогой.
Отец был в шоке, но быстро опомнился.
– Поль, мне кажется, что мама права. Твое состояние ненормально. Ты уже не способен контролировать свои эмоции.
Швырнув стакан, Поль почувствовал себя странно опустошенным. Стоя перед ними в трусах, свесив руки, он усталым голосом заговорил:
– Вы не понимаете, что главная проблема моей жизни – это вы? Это она спятила. Это у нее большие проблемы. А ты, как всегда, встаешь на ее сторону.
– Первые часы – самые сложные, – ответил отец. – Это всегда так, но это пройдет. Уже завтра ты почувствуешь себя лучше.
– Нет, это так не пройдет. Я не останусь с вами на два дня без компа.
Но они его уже не слушали. Отец помогал матери сесть, словно перед ее носом взорвалась заминированная машина. Блин, из отца вышел бы дерьмовый коп, ни хрена не видит, что утешает террористку.
Поль вышел из кухни, старательно обходя осколки стекла, и вернулся к себе в комнату. Он чувствовал себя чужим всему, и прежде всего самому себе. Вся его ярость внезапно утихла. Осталось лишь ощущение, что в нем что-то сломалось. Теперь в нем не осталось гнева, он был уже далек от семейного цирка и в первый раз мог наконец действовать. Он подхватил вчерашнюю одежку и натянул на себя. Взял сумку, в которой носил свой ноут, и покидал туда кое-какие вещи. Вышел снова, прошел через гостиную. Нашел бумажник отца. Там было сорок евро и банковская карточка. Он положил их в карман. Слышно было, как мать рыдает на кухне и, всхлипывая, повторяет: “Он болен…”
Он тихо вышел. Перед домом оседлал свой велосипед и уехал, не оглянувшись.
Докатил до компьютерного магазина, где раньше уже покупал карты памяти. Зашел, выбрал маленький дрянной