Читаем Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной? полностью

- Думаю, тебе нужно собраться и покончить с этим. Теперь, когда ты отыскала свою мать, ты должна с ней увидеться. Ты с ней разговаривала по телефону?

- Нет.

- Да почему же нет?

- Я боюсь.

- Было бы очень странно, если бы ты не боялась!

Я доверяю Рут и почти всегда делаю то, что она мне говорит. Для нее было совсем нехарактерно звонить и устраивать мне допрос, но у нее было такое чувство, что я прячусь. Я и на самом деле пряталась. Я долгие годы делала все, чтобы приблизить этот миг, а теперь тянула время.

- Так каким поездом ты отправишься?

- Ну ладно... Ладно.

Ладно. И несмотря на снегопад и выпуски новостей, увещевавшие всех сидеть дома, я села на поезд до Манчестера. Ночь я решила провести в гостинице, а утром взять такси и поехать к Энн.

Отель мне нравился, и я часто в нем останавливалась. Я провела там ночь перед похоронами отца.

А на следующее утро, когда гроб с телом отца внесли в церковь, я сорвалась. Я не была в этой церкви тридцать пять лет – и вдруг все вернулось и ожило. Прошлое ожило.

Когда я встала, чтобы произнести поминальную речь, то сказала: "В своей жизни я сожалею не о том, что ошибалась в суждениях, но о том, что не позволяла себе чувствовать".

Именно об этом я размышляла, пока тихонько обедала в своем номере.

Существует одно популярное измышление, давно опровергнутое как психоанализом, так и наукой – а поэты и мистики в него изначально не верили – что мысль может существовать сама по себе, не сопровождаясь чувством. Но так не бывает.

Когда мы объективны, мы одновременно и субъективны тоже. Мы нейтральны – и в то же самое время вовлечены в процесс. Когда мы произносим: "Я думаю", мы не оставляем наши чувства снаружи, за дверью. Велеть кому-то не испытывать чувств – все равно что велеть ему умереть.

Мои собственные неудачи в области чувств стали последствием того, что я намеренно подавляла их, когда они становились чересчур болезненными. Я помню, как мы с крестником смотрели "Историю игрушек-3", и я расплакалась, когда брошенный хозяйкой медведь захватил власть в игровой комнате, стал настоящим тираном и высказал суть своей философии выживания так: "Когда ты ничей, тебе не больно".

Но мне хотелось быть чьей-то.

Я выбрала для себя стиль поведения одинокого рейнджера, а не Лесси. Но мне предстояло осознать, что можно быть одиночкой – и хотеть кому-то принадлежать. Мы возвращаемся к тому, что жизнь неоднозначна, что жизнь – это не та или иная вещь, не то или иное понятие, не скучный устаревший выбор из двух противоположностей – нет, это обе они, находящиеся в равновесии. Так просто это написать. Так сложно сделать. Так сложно воплотить.

["Одинокий рейнджер" (англ. The Lone Ranger) — американский трагикомедийный вестерн режиссёра Гора Вербински по мотивам одноимённого телесериала 1949 года.

Лесси (англ. Lassie) — вымышленная собака породы колли, персонаж многих фильмов, сериалов и книг. Сериалы снимались в 60-е, 70-е, 80-е и 90-е различными компаниями, на разные сюжеты и с участием разных актеров. Лесси была настолько популярна, что её, одну из трёх выдуманных образов собак, наградили звездой на Аллее славы в Голливудe.]

Люди, которых я обидела, ошибки, которые совершила, ущерб, который нанесла себе и окружающим, не были следствием просчетов и недальновидности; нет, это было место, где любовь перековывается в утрату.

Я сижу в такси. Мы выезжаем из Манчестера. Я купила букет цветов. Я знаю адрес. Я чувствую себя ужасно. Мне звонит Сьюзи.

- Ты где?

Сьюзи, я понятия не имею.

- Давно ты в этом такси?

Почти пятьдесят лет.

Манчестер утопает в роскоши и нищете. Оптовые склады и общественные здания превратились в гостиницы, бары или модные квартиры. Центр города шумит, блестит, сверкает, бахвалится успехом и щеголяет деньгами, как это повелось с тех пор, как он стал мастерской Англии.

Но проедьте чуть дальше, и переменчивость манчестерской удачи станет очевидной. Скромные ряды прочных кирпичных домов были снесены, а на освободившемся месте встали многоэтажки и кварталы коттеджей без сквозного проезда; торговые центры и залы игровых автоматов. Индийские мелкооптовые супермаркеты, кажется, еще сводят концы с концами, но большинство мелких лавок заколочены – быстрые, агрессивные дороги убили их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука