Когда у нас в школе проводили первый и единственный урок о взаимоотношениях полов, нам рассказали вовсе не о сексе, а об экономических отношениях между полами. Мы, девочки, должны были везде платить за себя, потому что так полагалось в современном обществе, но деньги нужно было заранее отдать мальчику, чтобы все вокруг видели, что расплачивается он. Молодой человек мог потратиться на автобус или билеты в кино, но позже, когда нам доведется вести семейный бюджет, мы должны всеми способами убеждать его, что все принадлежит ему. Мужская гордость – думаю, так учитель это назвал. Я подумала, что это наиглупейшая вещь, которую я когда-либо слышала; попытка доказать, что земля плоская, только применительно к социальным отношениям.
И только две женщины с удовольствием жили так, как хотели, ничего не изображая перед обществом – это была пара, державшая магазинчик сладостей. Но им приходилось скрывать свою сексуальность, они не могли открыто признать себя геями. Люди над ними посмеивались, а одна из них носила балаклаву.
Я сама была женщиной. Женщиной из рабочего класса. Я была женщиной, которая хотела любить женщин, не испытывая чувства вины, не подвергаясь насмешкам. Эти три принципа, а не профсоюзы и не классовая борьба в том смысле, как их понимали мужчины левых взглядов, и сформировали основу моего мировоззрения.
Левым не понадобилось много времени, чтобы полностью принять женщин как независимых и равных – и больше не включать женскую сексуальность в список вещей, отвечающих мужским желаниям. Но то, что я знала о политике левых, заставляло меня чувствовать себя неуютно, чувствовать себя оттесненной на обочину. Я не искала способ улучшить свои жизненные условия. Я хотела до неузнаваемости изменить собственную жизнь.
***
В конце семидесятых на политической арене появилась Маргарет Тэтчер – и заговорила о новой культуре риска и вознаграждения, о том, что всего можно достичь, что каждый волен быть кем хочет, если только готов для этого серьезно потрудиться, быть готовым пойти наперекор традициям и действовать на свой страх и риск.
Я на тот момент уже ушла из дома. Я работала по вечерам и выходным, чтобы закончить школу. Никакие традиции меня не страховали.
Мне показалось, что у Тэтчер есть более достойные ответы, чем у мужчин, принадлежавших к среднему классу и агитировавших за партию лейбористов, равно как и у мужчин, которые принадлежали к рабочему классу и ратовали за установление "семейного" фонда заработной платы и за то, чтобы их жены по-прежнему оставались дома.
Во мне не осталось никакого уважения к семейной жизни. Дома у меня тоже не было, зато храбрости и гнева было хоть отбавляй. Я была умной. И эмоционально ни к кому не привязанной. Я ничего не смыслила в гендерной политике. Я была идеальным адептом для революции Тэтчер/Рейгана.
Миссис Рэтлоу мне помогла, и я сдала вступительный экзамен в Оксфорд. Мне назначили собеседование, и я купила билет на автобус до Оксфорда.
Я подала документы в колледж святой Екатерины, потому что он был современным, со смешанным обучением и потому что его сформировали на базе общества святой Екатерины – своего рода печального спутника настоящих оксфордских колледжей, основанного для тех студентов, кто был слишком беден, чтобы учиться в Оксфорде должным образом.
Но теперь это был настоящий оксфордский колледж. И может быть, я могла бы туда поступить.
В Оксфорде я сошла с автобуса и спросила, как пройти к колледжу святой Екатерины. Я чувствовала себя, как Джуд Незаметный из романа Томаса Харди, но в отличие от героев книги, вешаться определенно не собиралась.
Я и представления не имела, что на свете существует такой красивый город или такие места, как колледжи, с внутренними дворами и лужайками, наполненные ощущением энергичной тишины, которое я до сих пор нахожу столь привлекательным.
Ночлег и питание предоставлял колледж, но другие абитуриенты выглядели такими уверенными, что я перепугалась и вместе с ними есть не пошла.