Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?

- Десятичная система Дьюи предоставляет нам некоторую свободу действий. И это еще одно свидетельство ее силы. Она уберегает нас от путаницы, но разрешает мыслить свободно. Мой предшественник словно почувствовал, что модернизм Гертруды Стайн – это чересчур даже для модернистов, представленных в "Английской литературе от А до Z", и хоть она и писала на английском... если это можно так назвать... она все же была американкой и жила в Париже. Сейчас она уже умерла.

Я взяла "Автобиографию Элис Б. Токлас" с собой в "Мини" и поехала к дому миссис Рэтлоу. Некоторое время я проторчала на улице. Я слышала, как она орет на сыновей.

Я заглянула в кухонное окно маленького аккуратного домика – не пристроенного к соседним, как на Уотер стрит, а почти коттеджа, задний двор которого выходил в поля. Здоровущие увальни-мальчишки ужинали, а миссис Рэтлоу гладила белье и читала Шекспира, стоявшего на нотном пюпитре у гладильной доски. Она сняла свой пиджак из полиэстера и осталась в нейлоновой блузке с короткими рукавами. Руки у нее были толстые, с ямочками у локтей; мясистая сморщенная грудь обвисла и раскраснелась. Она воплощала собой все, что так ненавидел Набоков.

Она читала Шекспира, и ее глаза сияли. Всякий раз, заканчивая гладить одну из огромных сыновних рубашек, она останавливалась, переворачивала страницу и вытаскивала из стопки новую рубашку.

На ногах у нее были пушистые тапочки, розовые – на черно-белом линолеуме.

Она предоставляла мне шанс. Наступала зима, и в машине становилось холодно спать, к утру я успевала так надышать, что влага конденсировалась, и я просыпалась вся в каплях, словно лист, покрытый утренней росой.

Я понятия не имела, было ли хоть что-то из того, что я делала, правильным. Я все время сама с собой разговаривала – вслух, обсуждая сложившуюся ситуацию. С одной стороны мне повезло – наша церковь всегда подчеркивала, насколько важно сосредоточиться на хороших вещах, благословениях, а не на неприятностях. Именно это я и делала, скрючившись по ночам в спальном мешке и пытаясь уснуть. Хорошее было – у меня была Джейни, у меня были мои книги. Уход из дома означал, что я могу без опаски обладать ими.

Я вытащила свой ключ, а потом все же позвонила в дверь – из вежливости. Один из здоровущих увальней отворил дверь. Подошла миссис Рэтлоу.

- Вы, двое, помогите ей занести вещи! Или мне снова самой все делать?

Мне досталась крохотная комнатка, сквозь окно которой были видны поля за домом. Я сложила книги стопками и разложила одежду: три пары джинсов, две пары туфель, четыре джемпера, четыре рубашки и недельный запас носков и трусиков. И короткое байковое пальто с капюшоном.

- Это и все?

- Еще консервный ключ, кое-какая посуда, походная печка, полотенце и спальный мешок. Но они могут полежать в машине.

- Тебе понадобится грелка.

- У меня есть. И фонарик, и шампунь тоже.

- Тогда все в порядке. Пойди, поешь джема с хлебом и ложись спать.

Она увидела, как я беру Гертруду Стайн.

- "С", – сказала она.

Гертруда и Элис жили в Париже. Во время войны они работали в "Красном кресте". Водили двухместный "форд", пригнанный из США. Гертруда любила водить, но отказывалась сдавать задним ходом. Она ехала исключительно вперед и утверждала, что весь смысл двадцатого века – это прогресс.

Чего еще Гертруда не умела делать, так это разбираться в картах. Карту читала Элис Токлас, а Гертруда иногда принимала к сведению ее указания, а иногда нет.

Темнело. Вокруг взрывались бомбы. Элис теряла терпение. Она швырнула карту и закричала на Гертруду: "ЭТО НЕ ТА ДОРОГА!"

Гертруда продолжила ехать, как ехала. И ответила: "Та или не та – но это дорога, и мы по ней едем".

Глава 10

Это дорога

Я решила попробовать поступить на курс английского языка и литературы в Оксфорд только потому, что это было для меня абсолютно невозможно. Я не была знакома ни с кем, кто учился бы в университете, и хоть умных девочек поощряли в стремлении поступить в педагогический колледж или выучиться на бухгалтера, Оксфорд и Кембридж не входили в список дел, которые нужно успеть сделать в этой жизни.

Закон о равной оплате труда вступил в силу в Британии в 1970 году, но ни у одной из моих знакомых женщин зарплата даже отдаленно не напоминала равную, а сами женщины не верили, что их труд может быть оценен наравне с мужским.

На промышленном севере Англии были сильны традиции найма "синих воротничков" – работников фабрик и мануфактур, шахтеров, и экономикой заправляли мужчины.