Werfuchs

Питер тянулся к Вере, Макс обхватил его со спины и держал. Слёзы падали с лица Питера.

— Где ты была, когда была так нужна нам? — завопил Макс, едва удерживая Питера. — Ты бросила, нас Вера! Ты уже бросила нас!

— Я... Я... — молвила она.

Вера закрыла лицо ладонями и убежала в лес.

Я побежал за ней, но не догнал. Лишь заметил лисий хвост вдалеке между деревьями.

Kapitel 3

Das Jahr 1972

Двадцать лет назад ни за что бы не подумал что буду заправлять лавкой. Я думал что ни на что не гожусь, кроме как строить дороги и разгребать кирпичи. Открыл дело не я, а Макс. Он и вправду пытался делать чемоданы и сумки. Пока в стране не восстановилось массовое производство. Затем был продуктовый магазин. Пока на соседней улице не расположила своё отделение торговая сеть. Последней стала лавка сливочного масла. Старое-доброе сливочное масло по старым-добрым традициям, не тот маргарин из универмага. Пока Макса и Хильдегард не смыло в Эльбу в шестьдесят втором году[13], когда они ехали на машине по набережной, он завещал распоряжаться здесь мне, пока их Питер не вырастет и не станет совершеннолетним. Питер вырос и стал совершеннолетним, но сказал что блага капитализма совсем не для него и что у него какой-то другой, особый путь в жизни. Эльжбета сразу вцепилась в такую возможность заработать денег. Её жалование государственного служащего было не таким уж и большим. Иногда её чуть не подкупал соблазн брать взятки от левых партий, связанных с Востоком[14].

А я уже постарел. Говорят, с возрастом мозги становятся деревянные. Нужно время от времени учиться чему-то новому, какому-нибудь новому делу. Кроссворды разгадывать или учиться играть на гитаре. Мне достался бизнес.

Теперь я закупал молоко на фермах в пригороде и делал из него масло. Заодно продавал сливки и пахту: их брали больше всего. Приходилось что-то изобретать чтобы брали всё-таки и масло тоже.

Нужна была вторая пара рук и я нанял Ахмеда. Парень он был вроде бы хороший. Работящий. Утирал себе нос при разговоре и делал вид что у него насморк когда он волновался.

Эльжбета была против того чтобы я взял его на работу. Не знаю почему. Она сказала что он и сорок разбойников увезут всё отсюда в одну ночь. Не доверяет она смуглым иммигрантам.

Прошли пара месяцев и ничего Ахмед не своровал. Сейчас он заливал молоко в сепаратор — традиции конечно традициями, а без сепаратора на электрической тяге сегодня никуда.

Человек он был религиозный и молился ровно пять раз в день в одно и то же время. Правда, не нашему, европейскому протестантскому богу, а какому-то другому.

Наверное, его бог тоже запрещает людям воровать.

***

В лавку зашла Блаженка и попросила пахты. Воздух в нашем небольшом помещении сразу заполнился утончённым, тонким ароматом спелой земляники, согретой на лугу жарким летним солнцем. Тогда как на дворе стоял декабрь и шёл снег. Элегантным движением тонкой бледной руки она заправила волосы за ухо, обнажив наушник слухового аппарата. На запястье сверкнула золотая цепочка. Одета она была в пальто из тёмного меха шиншиллы.

Только если сильно к ней приглядеться, можно разглядеть на лице морщины. Стоя поодаль лишь можно было сказать, что она нисколько не постарела. Но безусловно заматерела и возмужала — если так можно выразиться о женщине. Своей жизнью она правила так же, как грациозная наездница правит лошадью в конкуре. Глухая певица и пианистка пришлась по душе во всём мире. Блаженка разбогатела и объездила весь свет на гастролях. На её концертах я никогда не был, но слышал что она вынимает слуховые аппараты на выступлениях.

— Может ещё что-нибудь? — попытался я. — Сегодня мы пробуем новый рецепт, добавили в масло цедру грейпфрута и апельсина. Аромат очень приятный. Попробуешь?

— Нет, спасибо, — коротко сказала она, глядя не на меня, а на блестящие золотые часы на левой руке. — Мне надо торопиться.

— Ну хорошо, — я поставил банку пахты на прилавок. — Что сегодня печёшь?

— Печенье для Ассумпты, — ответила Блаженка.

— Как она поживает, кстати? — спросил я.

— Не очень. Лежит целыми днями в загородном доме и пьёт чистый виски.

— Что так?

— Я не знаю. Она просила чтобы я купила ей самолёт.

Я не удержался и расхохотался. Блаженка поёжилась и отвела взгляд в сторону. Мне стало стыдно.

— Извини, — промолвил я.

— А я и вправду купила ей самолёт, — Блаженка сдержанно улыбнулась и подняла глаза. — Поршневой и одномоторный, конечно. Но она заявила что хотела реактивный. Чтобы разогнаться как следует и расшибиться прямо о лондонский Биг-Бен. И ещё там должен обязательно стоять пулемёт.

Приготовившись рассказать некую вселенскую истину, я начал разводить руками.

— Что ж, человеку не хватает в жизни риска, азарта. Надрыва. Не нашла это в жизни после войны, вот и пьёт, видимо, — торжественно заключил я.