Werfuchs

Мировые войны и тоталитарные режимы нам не грозили тем вечером, поэтому мы решили спокойно поужинать.

—Тебе наложу... — сказала Эльжбета и положила Карлу кашу.

—И себе наложу... — положила она в тарелку себе.

Кастрюлю она поставила обратно на газовую плиту.

—А папе? — спросил Карл, переглянувшись.

—А папе — шиш с маслом! Вот так вот!

Она хлопнула ладонью по столу, так что аж хлебные крошки подлетели.

Карл звонко засмеялся и начал есть.

—Ты чего? — спросил я.

—А ничего! — сказала Эльжбета. —В том и дело что ни-че-го!

—Чего ты взъелась? — спросил я опять.

—Папа наш зарабатывать не хочет.

На этот раз она глядела мне в глаза.

—Который год кирпичи таскает. Когда все кирпичи в городе закончатся что мы делать будем?

—Да я же... — начал оправдываться я.

—Все занялись делом, все куда-то спешат, — её уже было не остановить. —А он приходит домой и лежит. Просила хоть приберись. А он? Что он? Где жрём там и срём...

Мне стало обидно. От того, что меня унизили перед собственным сыном.

***

На следующий день Эльжбета всё-таки сжалилась и накормила нас всех. Мы съели куриные ножки из духовки. Но напряжение дома всё равно не спадало и я решил пройтись.

Замотав куриные кости в грубую бумагу свежего выпуска Гамбургер Моргенпост, я вышел с Карлом во двор. Надо было сначала проведать Генри.

Генри был овчаркой. Облезлым и старым псом. Он верно отслужил своему хозяину герру Бауману, оператору радиолокатора во Флактурме IV[1] что на улице Хайлигенгайстфельд. Герру Бауману расцарапали глаза осколки и бетонные крошки во время бомбардировок, он стал плохо видеть и решил сделать Генри своим поводырём. Для этого он провёл пса несколько раз от дома до Флактурма, указывая ему на телеграфные столбы и углы домов. После очередного авианалёта англичан все столбы на улице свалились. Пёс однако не растерялся и привёл герра Баумана куда нужно: обратно домой, потому что в Гамбург вошли англичане, а офицеров Люфтваффе[2] из Флактурма взяли в плен. Хотя Гамбург сдался без единого выстрела, герр Бауман не переставал с гордостью утверждать что Генри отгрыз причиндалы одному британскому офицеру.

Я построил для Генри Хундтурм[3] из битых кирпичей. Он сидел в нём и смотрел прямо перед собой.

Все эти годы я собирал битые кирпичи в городе, в составе бригады каменщиков. Иногда делал из старых кирпичей кладку для новых домов. Мы разъезжали по городу на тракторе, которым управлял герр Кёниг. Кёниг нам говорил что на войне он водил Королевский Тигр, был танковым асом и что для его ликвидации американский президент нанял лучших убийц из итальянской мафии. Но судя по рассказам знакомых, он водил тот же самый трактор и возил урожай, который собирали в полях остарбайтеры[4].

— Зачем ты его кормишь, папа? — спросил вдруг Карл. — Пусть умирает, старая псина!

В сплющенную под гусеницами танка каску перед Генри я положил кости, раскрыв газетый лист.

— За тем что люди только тогда преуспеют, когда начнут заботиться друг о друге и окружающем мире, — сказал я. — Генри добрый, верный пёс. Его ведь как служебную собаку хотели взять в Нойенгамме[5], чтобы заключённых травить. Забраковали, за слишком добрый нрав. Генри и мухи не обидел, он это всё заслужил теперь.

Генри зевнул, широко раскрыв пасть. Туда ему залетела муха и он её ненароком проглотил.

— Я никому ничего не должен, тем более этому псу блохастому! — заявил Карл, указывая пальцем в обитателя Хундтурма.

— Плохо что ты так думаешь, — сказал я. — Мы вот тоже думали что есть люди хорошие, а есть нежеланные, которых надо бросить на верную смерть. Из-за этого мы и проиграли.

Генри с любопытством рассмотрел кости подле себя, шумно лизнул промокшую жиром газетную бумагу и снова уставился в даль.

— Тебе, может, в школе читали про такую страну как Спарта, — говорил я Карлу. — Где люди бросали слабых детей со скалы. Ну и где же теперь эта Спарта, сынок?

***

Мы с Карлом отправились в бар "Миннесота", бывшем давным-давно "Горящей саламандрой".

Заведением единолично владела Ассумпта Мёрфи.