Я тут не буду описывать все круги, через которые проходит Данте во время своего погружения в ад все глубже и глубже. Он видит перед собой чревоугодников, скупцов, расточителей, а также тех, кто оказался во власти гнева или уныния. Суть этих грехов, за которые предавшиеся им оказываются в аду, меняется от эпохи к эпохе. То, что под грехом понимается сейчас, отличается от того, что понималось в Средние века. Важным является описание не этих отдельных зол, с которыми человек борется, а самого путешествия. В любом романе, описывающем какие-либо долгие искания, осознание отрицательных сторон ведет к самоочищению, к отбрасыванию в себе того, что является больным или уже отмершим в пользу новой жизни. Точно так же предназначение психоанализа, с одной стороны, – это движение к психическому здоровью через болезненное углубление в свое патологическое прошлое. Ремарку Фрейда о том, что «пациенты с истерией страдают в основном из-за воспоминаний», можно распространить на тех, кто внутренне зависим от автобиографических моментов. Существенная разница заключается в том, что современные пациенты, как и современные авторы, предпочитают свои собственные воспоминания тем, которые были у исторических личностей, а также событиям, описанным в поэме Данте.
«Инферно» – ад – это бесконечные, навязанные извне страдания и истязания, которые не ведут ни к каким изменениям подвергающейся им души. Но в «чистилище» страдания души носят временный характер, они являются способом очищения, а поэтому с воодушевлением и добровольно принимаются такой душой. Их оба (и «ад», и «чистилище») необходимо пройти перед тем, как попасть в божественный «Рай». Я считаю, что эти три стадии сосуществуют одновременно – это три аспекта жизненного опыта человека. В самом деле, в произведениях современной литературы, таких как «Улисс» Джойса, «Кантос» Паунда или «Четыре квартета» Элиота, в эпических традициях вдохновенной поэмы Данте не прослеживается какое-либо радикальное разделение морального ландшафта.
Мне хочется сейчас обратиться к проблеме границ психотерапии. Проливает ли «Божественная комедия» какой-либо свет на допустимые пределы в нашей работе как психоаналитиков? Я считаю, что да.
Вергилий в той мере, в которой я провожу параллель между его отношением к Данте и отношением психотерапевта к пациенту, символизирует разумное начало в человеке. Данте снова и снова ясно показывает, что дело обстоит именно так. Однако «разум» в понимании Данте означает совершенно не то, что мы сегодня понимаем под интеллектуализмом, или формальным мышлением, или рационализмом. За этим словом скрывается широкий спектр жизненных ситуаций, в которых человек размышляет или просто останавливается на некоторое время, столкнувшись с вопросом о смысле пережитого. В наше время фактически ставится знак равенства между разумом и логикой, так как в большинстве своем за мыслительные процессы несет ответственность левое полушарие головного мозга. Но это все не имеет никакого отношения к Вергилию: он великий поэт, его сильная сторона не логика, а образность мышления. Если понимать разум в том смысле, в котором его воспринимает Данте, то он – разум – может успешно провести нас через все лабиринты нашего личного ада.
Но разум, даже понимаемый так широко, не сможет ввести в небесный рай. Данте требуются и другие проводники в его путешествии. Ими являются