Взывая к мифу

Догадка Фрейда о том, что сексуальные расстройства являются неизменными причинами недугов невротического характера, получает подтверждение признанием Данте того, что именно похоть сбивает его с пути к радости. Но нам не следует воспринимать эту аллегорию слишком узко. То, что для Данте было предрасположенностью к греху, для нас является механизмами рационального постижения сути того «личного ада невротика», который царит в психике невротика: подавление, гордыня, искажение, претенциозность и многое другое. Эти качества блокируют нам путь столь же эффективно, пусть и не так завлекательно, как и лев, леопард и волчица.

Внутренний ад человека может заключаться в необходимости признать тот факт, что мать на самом деле никогда его не любила. А может, и в том, что его посещают фантазии о полном уничтожении тех, кого этот человек любит больше всего, как в случае Медеи, убивающей своих детей. Или в страданиях по поводу пережитых отвратительных проявлений жестокости во время войны, когда патриотичным становится ненавидеть и убивать. Личный ад каждого из нас никуда не девается, он взывает к тому, чтобы мы взглянули на него с должной прямотой. А мы обнаруживаем, что без посторонней помощи бессильны хоть как-то справиться с этими препятствиями.

Положение, в котором оказался Данте в ту Страстную пятницу, напоминает нам многочисленные признания, не исключая наши собственные. Эта ситуация похожа на ту, в которой находится Гамлет в Эльсиноре; или Арнольд на Дуврском берегу; или – если обратиться к еще более ранним источникам, которыми пользуется сам Данте, – святой Августин, который сравнивал свою распутную жизнь в Риме и связанное с нею отчаяние с путешествием в ад, или апостол Павел, печальная исповедь которого в Послании к Римлянам звучит, постоянно повторяясь, в литературе по психоанализу в не меньшей степени, чем в поэме Данте:

«Потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю»[131].

Вергилий и перенос

В этот психологический момент поэмы Данте замечает рядом с собой какую-то фигуру и восклицает: «Кто б ни был ты – живой иль привиденье, спаси меня!» Этой фигурой оказывается Вергилий, который был послан, чтобы провести его через ад. После каких-то коротких объяснений о себе Вергилий говорит:

Иди за мной – тебе не будет худо,
Я выведу – на то мне власть дана —
Тебя чрез область вечности отсюда,
Чрез область, где услышишь ты во мгле
Стенания и вопли…

На что Данте отвечает:

«Спаси меня, поэт! – я умолял. —
Спаси меня от бедствий ты ужасных
И в область смерти выведи, чтоб знал
Я скорбь теней томящихся, несчастных,
И приведи к священным тем вратам,
Где Петр Святой обитель душ прекрасных
Век стережет. Я быть желаю там».

И далее Вергилий как проводник и советчик ведет Данте и разъясняет ему суть различных кругов ада (или, как скажут последователи Фрейда, уровней бессознательного). В свое время Вергилий показал в своих творениях, в особенности в «Энеиде», глубокое знакомство с тем полным опасностей нравственным ландшафтом, который они сейчас намереваются пересечь. Самое главное – Вергилий будет выступать в роли друга, который будет сопровождать сбитого с толку паломника.

Подобного рода «присутствие» (см. главу 8) в случае психотерапевта с пациентом является наиважнейшим эвристическим методом, одновременно понятым нами в наименьшей степени. Вергилий не только разъясняет суть этих кругов ада, но и является живым существом, существующим в мире Данте.

Данте можно рассматривать в этом контексте и как пациента, и как психотерапевта. Некоторые психотерапевты, например Джон Розен, демонстрируют нам своей активной терапевтической работой с шизофрениками необходимость в присутствии некоторого друга, который бы помогал проникнуть в самую глубину расстройства пациента. Тот друг, который стоит за спиной Розена, может вообще ничего не говорить, но само его присутствие меняет магнитное поле. А поэтому Розен может полностью погрузиться в процесс терапии, не оглядываясь на угрозу самому впасть в шизофрению. Такого рода присутствие, иногда называемое эмпатией, является, по моему мнению, центральным моментом для всех психотерапевтов и может оказать мощное воздействие на пациента в дополнение к тому, что говорит терапевт или школа, в рамках которой он обучался.

В дантовской драме первое препятствие возникает немедленно после заключения «договора» с Вергилием, и оно имеет поразительное сходство с тем, что происходит в случаях современной психотерапии. Данте одолевает убеждение, что он не достоин такого особого к себе отношения. Он страстно взывает к Вергилию: