Взгляд. Заметить Христа в творении

И все же горы с их жаркими или ледяными речами утаивают больше, чем говорят. Именно в них острее всего ощущается то смешение тяжести и благодати, которое присуще всем существам на земле. Эта громада непонятной, сдавленной в себе самой материи, извергнутая из недр земли, вызывает какое-то смутное отталкивание. То жесткое, немое «внутри», которое заключено в камне, когда мы на миг проникаем в него мыслью, непроизвольно заставляет вздрогнуть от отвращения. «Тошнота охватила меня» («La nausйe m’a saisi»), – вырывается у Жана-Поля Сартра, разглядывающего булыжник. (Впрочем, может быть, это «естественная» реакция каменности нашего сердца, которое стыдится и не хочет пустить на свой порог убогого «десятиюродного братца»?) Потому что тошнота есть спонтанная форма наших отношений с мертвой природой, с самой смертью, как будто спрятанной, замершей, заледеневшей в камне. О древнем ужасе, который гнездится в человеке, знал и Иисус. Но, вспомнив о горе, не хотел ли Он сказать, что «песнь» света, разоблачающего ее на рассвете и днем играющего на ней, должна быть сильнее, убедительней для нас, чем утробная реакция отторжения? Что достаточно понять язык или «душу» горы, чтобы войти в ту светлую тварную сущность, которую доверил ей Господь, и она откликнется и станет повиноваться нам? И тогда немощное наше слово обретет ту же власть, что и Его, так, что, повинуясь нашей воле, как голосу Божию, по словам Псалма, горы будут прыгать, веселясь, как овны, и холмы, как агнцы (Пс. 113:4).

ОТПУСТИТЬ ВЕРУ НА ВОЛЮ

Значит, именно такой, власть имеющей веры Ты ждешь от нас, Господь? Той веры-ведения, которая получает доступ к Слову, подающему голос во всякой твари, в том числе и в нас самих? Веры, земной и небесной, которая вместе со всей землей исповедует себя вершинами гор, муравьями, деревьями, звездами? Но самое изначальное ее исповедание – человек, душа, мысль, тело. Иметь веру – не значит владеть ею как собственностью, но, скорее, однажды выпустить ее, как птицу из клетки, и позволить ей летать, где пожелает. Освободить ее вместе с тем необъятным, изначальным, утробным знанием творения, которое заложено в человеке.

ГРАМОТА ОБЩЕНИЯ

В таком знании Господь когда-то испытывал Иова: Где ты был, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь (Иов 38:4). Вера, приоткрываемая здесь Собеседником Иова, должна владеть Его языком, на котором небо изъясняется с землей. Она причастна той беседе, в которой день дню передает речь, и ночь ночи открывает знание (Пс. 18:3). Она дает приказания утру и указывает заре место ее (Иов 38:12). Ей известно время, когда рождаются дикие козы на скалах (Иов 39:1), она приклоняет ухо к ритмам земли, владеет силой, воздвигнувшей и держащей горы. Такая вера овладевает грамотой общения, которую Господь вписал во все Им созданное: повсюду она хочет быть рядом, вместе с творящей мыслью Его, которая «изводит» человека из рук Божиих.

Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня?

(Иов 10:10)

FIAT

«Кто услышал молчание Божие» (св. Игнатий Антиохийский), может воспринять и отдаленное его эхо в нас. Он способен постигнуть творение как поток веселящейся премудрости (см. Прит. 8:30–31), которая проливается в мир и придает ему те формы, очертания, тела и звуки, которые мы знаем. Слово, исходя из глубины безмолвия, способно облекаться в вещество любого творящего языка, – не для того, конечно, чтобы воплотиться в нем (событие, совершившееся однажды и навсегда, не годится ни для каких аналогий), но для того, чтобы отбросить свет на всякую сотворенную плоть. Весь человек вытекает из того радостного ёat (да будет, лат.) Творца, которое вдохнуло в него существование. Но в отличие от других тварей он, как не устанем повторять, обладает полной свободой не подчиняться умной воле, которая призвала его к жизни, и избрать собственную «судьбу». Чаще всего он так и делает. Едва сформировавшись, став независимым от составляющих его веществ, «человеческое молоко» густеет, сворачивается, костенеет. Всякий атом нашего существа наливается тяжестью. Всякое желание теряет невинность. Всякий взгляд противополагает нас другим.

«Я» КАК СОБСТВЕННОСТЬ