Другой ответ: иное – это кладбище погребенных желаний, куда сбрасывается все, что отсекается верхним культурным слоем сознания, и оттуда, из подполья, оно правит свой костюмированный бал. Сплющенные инстинкты надевают маску благодетелей человечества, загнанные в угол комплексы проецируют себя в виде Высшего Существа. Оба антропологических проекта, по виду соперники, по сути соратники, исходят из представления о человеке как о существе, беспросветно замкнутом на самом себе. Намереваясь раскрепостить его, сделать хозяином своего «иного», они в действительности несут в себе начало беспощадного подавления.
НАЧАЛО ИНОГОБиблия ищет месторождение этого «иного» в сердце человека, которое есть знак, символ, соединяющий в себе две реальности: плоть и дух, землю и небо. И больше, чем небо, ибо только сердце может приютить в себе Того, Кого не вмещают и небо и небо небес (3 Цар. 8:27). При этой встрече исчезают все пространственные категории, потому что Тот, Кто превыше небес (Иов 11:8), может быть столь мал, что даже во внутреннем пространстве человека, казалось бы, не столь уж и безмерно великом, мы не найдем географически точного угла Его пребывания.
ЛЮБОВЬ КАК ПОЗНАНИЕ…Тогда познаю, подобно как я познан (1 Кор. 13:12). И если я познан и сотворен любовью, то однажды – не знаю, принадлежит ли это схваченное когда-то однажды земному измерению времени или тому, которое не слышало ухо, не входило в сердце человека, – должен познать любовь и в себе. Она – логос нашей природы, печать, положенная в день создания ее, ум Христов, зарытый где-то в человеческом существе. В том-то и парадокс, даже вызов Слова, ставшего плотью, что Его любовь ближе к нам, чем мы сами, но ее надо найти, уметь проложить к ней путь, прямыми сделать стези, к ней ведущие, чтобы она могла выйти к нам навстречу. Ибо в эту невозможность, которая есть любовь Божия, я могу войти лишь вратами бесстрастия, через которые пробивается к нам любовь. Нам кажется, что любовь Бога есть нечто радикально иное, что она – луч, который падает с неба отвесно, но она скорее – птенец, который стучит клювиком в твердую невидимую скорлупу, из которой мы состоим. Употребляющим усилие (Мф. 11:12) удается ее разбить, выпустить птенца, дабы, став птицей, он сумел взлететь в высоту. В момент создания нам был послан свободный дух, покорившийся затем суете, но «когда… любовь Божия овладевает им, то она разрешает ум от уз» (преп. Максим Исповедник, «Главы о любви»).
ЦЕНТР СУЩЕСТВОВАНИЯМы знаем уверенно: всё, что мы носим в себе: интуиции, взлеты чувств, волны памяти – не Он. Мы убеждены: всё, что мы можем уложить в мысль или заключить в образ, – не Он. Но если небеса над нами проповедуют славу Божию (Пс. 18:2), то и в каждом из нас из-под глыб, завалов, паутин греховности может выглянуть «умное небо», сложиться образ абсолютно иного, того, что нам не принадлежит. Это не принадлежащее нам входит в нас и заземляется, оплотняется в сердце, духовном и физическом центре нашего существования, откуда исходит все человеческое во всех его проявлениях.
ЧТО ИМЕЕШЬПойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах (Мк. 10:21), – говорит Иисус состоятельному предпринимателю. Многие из нас это требование Иисуса пытаются обратить к себе. На что мы сами себе отвечаем на него: «А где имение наше?» У кого оно есть, еще как-то знает, что раздать, а у кого нет? Апостол отвечает не прямо, приглашая нас догадаться. Разве все те удивительные вещи, которые он перечисляет, не принадлежат ему? И он их запросто продает, т. е. отдает даром, отказывается от всего, о чем по праву он мог сказать: таковы весомые плоды моего служения, мои ангельские языки, мои жертвы, мои труды, проповеди, кораблекрушения, перенесенные муки, до седьмого неба восхищения. Он «опустошает» себя, чтобы быть заполненным Богом, и дает простор… себе самому. Он открывает, что секрет нашего существования в дарении любви, и потому всякая жизнь, жительствующая на земле, может или призвана стать откровением такого дара.
ПЕРЕКЛИЧКА ЛОГОСОВ