Взгляд. Заметить Христа в творении

Надежда – как хлеб, который выпекается из множества проросших в нас зерен, как вино, выжатое из созревших ягод и принесенное к престолу Бога Живого. Мы попробовали его уже когда-то раньше, и оно развеселило сердце (см. Пс. 103:15). От такого веселия и начинается трезвость веры, которая как бы ясна, но при всей строгости и даже беспощадности своей также и «весела». Струя солнца на закате, восклицания звезд – разве не иконы Второй Добродетели (как Пеги называл надежду), которые пишутся всякий день? Ибо светило, которое заходит, гасит день и зажигает его вновь, есть образ, один из образов, Солнца правды (Мал. 4:2). Призвавший нас из тьмы в чудный Свой свет (1 Пет. 2:9) выходит навстречу нам из этого света, чья весть – любовь, чаще всего не узнанная никем из нас.

«Истинную и совершенную любовь надлежит распознавать по тому, имеет ли человек большую надежду и упование на Бога, ибо, кроме доверия, нет ничего, по чему можно было бы понять лучше, обладает ли кто полной любовью» (Майстер Экхарт).

СОЛНЕЧНЫЕ ТРОПЫ

«Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Но чаю, что в той жизни по полосе света, протянувшейся по морю или лесной просеке, смогу найти путь и к источнику света невидимого, каким-то дальним, дальним краем коснувшегося и моей жизни. Идет ли речь о разных верах? В этом мире, обреченном прейти, разрушиться и погибнуть, есть нестираемые тропинки солнца, проложенные для наших глаз, ног, ушей, в меру наших зрительных или слуховых способностей воспринять их. Тот, кто умеет находить дорогу по этим следам, как бы видя Невидимого, был тверд, говорит апостол Павел (Евр. 11:27). Христос, идущий по воде, не оставил ли отпечатки стоп?

«КРЫЛЫШКУЯ»

Но откуда мы знаем о свете в этом мире, тесном от теней? Если мир зол и несправедлив, то как же я сумел догадаться об этом? Значит, кто-то вложил в меня чувство справедливости, и этот Кто-то… Ну, что ж, можно и так. Если ваш разум так близко расположен к сердцу, что способен пришить его к вере одним или всеми пятью доказательствами бытия Божия, дай Бог… У меня нити всех этих рассуждений лишь подводят к бездне и в нее скатываются. Но становится внезапно светло и просторно от ощущения близости звучащего Слова, когда множество спящих да вдруг просыпается и, «крылышкуя золото-письмом тончайших жил» (Хлебников), подает из каких-то диких, детских трав свой едва-едва различимый голос. Кузнечик крылышкует вложенной в него и в его род любовью. На память приходит девятилетний Данте, впервые взглянувший в лицо восьмилетней Беатриче, и мне кажется, что подобный нездешний луч пронзил однажды и его глаза. Оставим в стороне все великое, прославленное и фантастическое, что было произведено потом. Вглядимся лишь в эти следы в вечности, оставленные взглядом двух детей. Всякий раз, когда прохожу по Старому мосту во Флоренции, пусть даже полному «бранзулеток», как заметил Бродский, толкучек и всяких гляделок, ощущаю вдруг, что те следы не заросли окончательно, что линия солнца проведена где-то здесь, рядом со мной. Нам говорят: мир во зле лежит. Оттого и лежит, что положен не на месте, а надлежит ему находиться в храме Божием, на месте обитания Твоего (3 Цар. 8:30), в Царстве, куда нас позвали.

ВОСКРЕШЕНИЕ ПЛОТИ

«Бог, Который, как ты знаешь, есть Восстановитель всего, так же воскресит и плоть» (Тертуллиан, «О воскресении плоти»). Воскресит – значит чудным светом созиждет заново. Весть о Солнце-Христе вовсе не относится к привычным метафорам; она – естественная религия, данная от рождения, от самого зачатия. И когда мы повторяем, что «душа человеческая по природе своей христианка», то имеем в виду, что вопреки суете, которой душа покорилась, и идеям, которым отдалась, она продолжает жить предчувствием Воскресения.

«УСТА К УСТАМ»

Упование ведет туда, где исчезает непреодолимая граница между тем, что прежде считалось естественным и сверхъестественным. Контрольный пост, разделяющий реальность и тайну или две страны: ту, которая лежит у нас под ногами, и ту, которая манит в Царство, – оставлен таможней и стражей. Здравый смысл, говорящий о всеобщем тлении, ушел в бессрочный отпуск, берлинская стена очевидностей рухнула навсегда, и нам дана возможность прорваться на волю! На любом из творений Божиих проступает след Слова, идущего нам навстречу. И всякий раз, когда мы узнаем Его, то, что дано в уповании, становится почти зримым, неодолимым. Всякий наделенный даром веры мог бы сказать, что она есть воля жить в радости изначального да, в веселии о Боге, но и в непрестанной, памятливой горести об измене Ему. Не один я, но и всякое дыхание и недыхание могло бы возвестить о секрете своего веселия, рассказать о нем, только не чернилами и тростью, но устами к устам, как говорит Иоанн Богослов…

Познание Бога и подлинное «Я»

…Тогда познаю, подобно как я познан

(1 Кор. 13:12)