Вызовы Тишайшего

После смерти гетмана Богдана Хмельницкого, в тайне от Тишайшего царя ведшего переговоры с королем Карлом Густавом, чтобы вместе с ним выступить и против Польши, и против Москвы, для Украины настала эпоха, которую сам народ точно окрестил «Руиной». В Польше был «шведский Потоп», а на Украине «безнадежная Руина», когда казацкие раздоры претендентов на гетманскую булаву, смуты и междоусобицы охватили страну, и без того уставшую от долгой и опасной «казацкой войны» за независимость. Даже вчерашние противники были поражены переменой, происшедшей с казаками, еще совсем недавно способными к общему единодушному порыву. Теперь верх брали и взяли откровенные авантюристы и честолюбцы, жаждущие безграничной власти и обогащения за счет простолюдинов, ловя золотую рыбку богатства и славы в мутной политической воде. Авантюристы и корыстолюбцы-честолюбцы пеклись прежде всего о собственных, эгоистических интересах, толкая многострадальную разоренный Малую Русь, Украину в безнадежные и беспросветные Руины.

Преемником Хмельницкого стал амбициозный атаман Иван Выговский, выдвинувшийся при гетмане Богдане благодаря прирожденной склонности к интригам и стравливанию атаманов-полковников друг с другом. В казаках он оказался случайно: будучи родовым шляхтичем, Выговский боролся с казаками и угодил в плен, где приглянулся Хмельницкому своей ловкостью и преданностью. Он быстро продвинулся и в последние годы занимал при гетмане должность войскового писаря. Гетман Богдан, по-видимому, надеялся, что писарь поможет удержать гетманскую булаву его сыну Юрию. И ошибся. Выговский не страдал от избытка благодарности и считал, что тяжелая булава более подходит ему. Пока грозный и сильный гетман «батька Хмель» был жив, Выговский заискивал и трепетал перед ним, выполняя все его приказы и замечания с полуслова, но едва тот сомкнул очи, как принялся интриговать и стравливать потенциальных претендентов на гетманскую булаву Богдану, тотчас запамятовав о клятве отцу быть верным 16-летнему сыну Юрию. И, в конце концов, к явному неудовольствию Москвы и ее Тишайшего царя Выговский оттеснил Юрию Хмельницкого от гетманства.

Как ни ловок был в интригах и стравливании казацких полковников Выговский, он не имел ни большого воинского авторитета, ни влияния на казаков харизматичного Богдана, «батьки Хмеля». Больше того, в этом бесхребетный интриган Выговский значительно уступал даже многим полковникам: казаки помнили о его близости к польской коронной шляхте и о том, как он, не вынимая сабли, «добыл» лизоблюдством перед гетманом и вопиющими интригами свои прежние высокие должности на Гетманщине. Зато в руках войскового писаря находились все тайные нити: он знал, с кем и как говорить, кого с кем сталкивать и кому что обещать, ничего благоразумно не выполняя. Здесь он превзошел всех своих казацких соперников.

Наконец, Выговский не случайно раболепно склонял спину перед царскими посланцами, заверяя их в своей безграничной преданности и послушании Москве царя Тишайшего. Царь неоднократно спрашивал своего доверенного советника, князя Алексея Трубецкого, обеспечившего вместе с боярином Бутурлина успех Переяславской рады:

– Насколько можно доверять Выговскому? Не может ли тот нарушить завещание гетмана Богдана и сместить сына Юрия с престола Гетманщины?

– Всё может быть, государь, но до поры до времени я и наши московские люди твердо считали, что войсковой писарь больше чем свой – он весь свой.

– Но за Выговским должен быть особый пригляд, боярин, как бы он не переметнулся на сторону шведов или поляков, тем паче…А нам надо держаться линии утверждения усиления и влияния юного Юрия Хмельницкого на гетманском престоле…

– Надо иметь в виду, государь, что писарь Выговский стал «номинальным» или «формальным» гетманом, не заручившись поддержкой большинства казачества, как ставленник части старшины…

– И что следует из этого? – С легким оттенком раздражения спросил Тишайший. – Чем это грозит нам в ближайшей обозримой перспективе?.. Да и дальнюю перспективу необходимо не забывать – и чем это грозит Москве?

– У Выговского, несмотря на все его интриги и происки, появилась оппозиция. Казацкие полки, тесно связанные с Запорожьем, выдвинули против Выговского полтавского полковника Мартына Пушкаря…

– Это тот полковник, который своими многочисленными известиями об изменах Выговского Москве и шаткости казачества парализовал деятельность посольского приказа?..

– Да, государь, Пушкарь принялся забрасывать Москву известиями об изменнических замыслах гетмана…

– И как нам надо реагировать на сигналы с мест?

– Да, пока никак, государь, будем наблюдать на месте и за Выговским, и за Пушкарем, и другими казацкими атаманами, чтобы предотвратить измену… – Быстро проговорил князь Трубецкой, заранее зная, что в Москве хотят видеть верного и надежного гетмана. Доносы Пушкаря были напрасны. Царь и его окружение сделали выбор. Выбранный Выговский ловко оправдывался и чернил поднявшего «мятеж Пушкаря».