Вызовы Тишайшего

По условиям перемирия за Россией временно, до заключения мирного договора, оставались завоеванные в последней войне следующие города Лифляндии: Кокенгаузен, Нейгаузен (Вастеселинна), Юрьев (Тарту), Мариенборг (Алуксне), Анзель (Антела), Сыренск (Васкинарва), деревня Яма на левом берегу реки Наровы, Динабург (Даугавпилс), Режица (Резекне), Лютин (Лудзу) и Марнауз (Улех). Русские не должны были пытаться возвращать себе уступленные ранее шведам города Ижорской земли: Иван-город, Ям, Копорье, Ниеншанц, Орешек, Корелу.

Тем временем русские войска буквально увязли в войне в Малороссии. А шведы грозили начать новую войну в союзе с Польшей и Австрийской империей. В такой ситуации Алексею Михайловичу пришлось пойти на серьезные уступки. Однако после истечения перемирия в 1561 году России царству во избежание одновременной войны со Швецией и Польшей пришлось подписать со Швецией Кардисский мирный договор в 1661 году по которому Россия отказывалась от всех своих завоеваний 1556–1558 годов.

16. Разрыв с Никоном и снова в обители Саввы

После возвращения в Москву, расстроенный неудачным «шведским вызовом», Тишайший царь без всякого принуждения извне, по тайным душевным порывам, стал тяготиться Никоном, даже избегать встреч с патриархом.

Никон заметил это. Ещё бы, как не заметить, что государь тяготится не только влиянием патриарха на него, но и тяготится даже видом улыбчивого Никона, не желает, чтобы даже присутствие Никона в жизни государя как-то обозначалось и выпячивалось. В таких случаях на Руст говорят: «На дух не выносит государь влияния патриарха, на дух ему Никон не нужен». Всё бы ничего, стерпел бы Никон «нерасположение» царя Тишайшего к нему, но, воспользовавшись охлаждением государя к Никону после неудачного «шведского вызова, многие вельможи и придворные стали явно непочтительно и даже излишне язвительно относиться к патриарху. А вот это уже стало последней каплей для амбициозного московского патриарха, вожделенно мечтающего втайне от своих оскорбителей о сане «Вселенского Православного патриарха.

Нетрудно представить, что так не могло происходить слишком долго. Никон сам явился в палаты царя, зная, что Тишайший в это время после молитвы не подпускает к себе «по пустякам» даже ближних бояр и посольских дьяков.

– Мучишься, государь, что не помогло тебе в битвах со шведами мое благословение?

Тишайший ответил не сразу. Удивленно и многозначительно смерил проницательным взглядом Никона и произнес изменившимся голосом с нотами сарказма:

– Мучаюсь…

– Почему?

– Не надо было бы принимать у тебя благословение, владыка, ибо от святого Саввы не получил знаменного знака, как ранее, ободрившего меня при Смоленском вызове…

Никон тоже не торопился с ответом на выпад царя. Обдумывая каждое слова, спросил:

– Не надо было тебе, государь, идти войной на шведов? Или не надо было осаждать Ригу?

– Не надо, – кратко и отчаянно выдохнул царь.

– И что же теперь будет, – Никон поморщился, стараясь все же придать сморщенному лицу подобие жалкой улыбки. – Как быть?..

Тишайший поглядел с жалостью на Никона. «Как быть? – повторил он мысленно вопрос Никона. – Если б я знал, чему быть и как быть?». Но постарался ответить бодрее:

– Со мной все ясно. Скоро поеду в Саввино-Сторожевскую обитель, там все прояснится для меня…

– На соколиную охоту?..

– Нет, перестала меня радовать, как в юности и по молодости соколиная охота… Побуду у святого Саввы в гостях, обдумаю, что и как… Может, найду выход для себя: чему быть и как быть?..

– Значит, ты, государь, в свою любимую обитель… А мне в опалу, близкую или дальнюю собираться…

– Почему в опалу, владыка?… Я в свою любимую, а ты в свою любимую обитель отправляйся, не держа раздражения на своего государя … Свою гордыню успокоишь, кстати…

– Не прогоняешь с патриаршего стола, государь?..

– Не прогоняю, владыка…

– И на том спасибо, государь… – тяжко вздохнул Никон. – Вижу, что ты мучаешься, государь, так и моя душа через мучения твоей души тоже в муке пребывает… – Хотел Никон пожаловаться на обиды своей горделивой душе, с которой та переносит обиды и насмешки от придворных, да вовремя раздумал. Сказал только туманно. – Время все раны душевные залечит…

– Да, время все раны лечит, – согласился государь. Но машинально подумал: «Только время часто раны открывает и усугубляет» и сказал. – Сам решай, как лечить и чем лечить.

Напоследок Никон выдохнул свой главный вопрос, ради чего он и потревожил Тишайшего царя после молитвы:

– Может, мне отказаться от сана и с этим уехать в свою любимую обитель?

– Как знаешь, владыка…

Но Никон не хотел отъезжать в свой Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь, обрубив все концы, не оставив хоть какой-то малейшей зацепки…

– Я отъеду… Патриарший престол будет временно пустовать… Государь, если я понадоблюсь тебе на престоле, то дашь мне знать…

– Если… – прошелестел беззвучно губами неслышимое слова для Никона. Но повторил твердо. – Как знаешь, сам решай…