Вызовы Тишайшего

«Может, и с шведским вызовом мне после патриаршего благословения повезёт? – думал Тишайший. – И с реформами Никона будет не так все жутко, как кажется на первый взгляд? Уж больно страстно отстаивает Никон совместность идей победного похода на шведов и Ригу и успешных церковных реформ… Может, он уверен в успехе того и другого?.. Дай Бог, все удастся и царю, и патриарху… Только неужели Никон затеял весь этот сыр-бор с церковными реформами, он верит, что ему удастся стать Вселенским Православным патриархом?.. Но ведь тогда и царю православному нужно брать не только протестантскую Ригу и католическую Варшаву, но и многие латинские и протестантские европейские земли, а также исламские азиатские земли… Только по «Сеньке ли тяжелая шапка», мне, царю Москвы Тишайшему-Всемилостивейшему?»

И почему-то царь Тишайший как-то нелицеприятно вспомнил о Никоне, и своей благочестивой государевой инициативе: когда царь лично отправлялся в военные походы, то правителем в Москве он оставлял патриарха Никона, который в это время отсутствия на своем законном месте практически и фактически возглавлял Боярскую думу. Никон, в соответствии со своим титулом, полученным от Тишайшего, «Великого Государя», в отсутствие монарха управлял государством, целиком и полностью во время русско-польской войны, заменяя его. От имени царя и себя самого он издавал грамоты. На имя Первосвятителя присылались челобитные. Дошло до того, что сильный в языках амбициозный Никон даже вел дипломатическую переписку. Патриарх все держал под своим контролем, и любой важный государственный акт должен был быть скреплен его подписью. При этом Патриарх Никон как всегда проявлял присущую ему властность, держа себя с боярами высокомерно.

Тишайший достоверно знал, что московское боярство, само себе на уме, не могло простить патриарху Никону своих мелких и крупных обид. Многие из них помышляли о том, чтобы расстроить дружбу царя и Предстоятеля Православной церкви, чтобы со временем и вовсе устранить патриарха, зарвавшегося на ниве ревнителя церковных реформ и опасных нововведений в священные книги и служебные процедуры. В числе наиболее отрицательно настроенных к Никону бояр оказались и ближайшие царские родственники и любимцы: Стрешневы (родня матери царя Алексея Евдокии), Милославские (родственники супруги царя Алексея – Марии Ильиничны), влиятельный боярин Морозов (женатый на сестре царицы Марии и приходившийся государю свояком), князь Никита Одоевский (бывший идейным противником Никона как главный автор Уложения 1649 года), князь Алексей Трубецкой, князь Юрий Долгоруков, боярин Салтыков и прочие. Их озлобление против патриарха было тем острее, что многие почитали себя обойденными царским вниманием, тогда как всесильный Никон всецело завладел помыслами государя в новом «шведском вызове», сразу за «Смоленским вызовом».

Такое доверие царя, оказанное Никону, особое почитание впоследствии послужило тому, что многих вельмож, бояр и воевод излишне раздражало представление Алексея Михайловича к титулу патриарха «Великий Господин» нового титула «Великого Государя». Титул «Великий государь», конфликт реформатора с ортодоксами православия, вызывал не только зависть со стороны бояр, но и также духовных лиц, к примеру, бывших «ревнителей благочестия святителя, выдающегося книжника Макария».

Никон всячески пытался противостоять тому, что он считал, по сути, посягательством со стороны государства на церковную власть. Проявил протест принятию Соборного уложения 1649 г., в котором, как ему казалось, духовенство отныне подчинялось государству. Амбициозный Никон, помышляющий о сане Вселенского Православного Патриарха, свято и твёрдо верил, что его патриаршая власть в свете проводимых им реформ выше царской власти.

Пройдёт значительное время, прежде чем в связи с этим, а также интригами бояр и духовенства, враждебно настроенных к Никону, между царём и патриархом появился холод в отношениях, итогом которого станет выезд патриарха из Москвы. Но до этого при «шведском вызове» Тишайшего в 1656 году было еще далеко, когда, не оставляя патриаршей ив кафедры, что пожалуй будет умным прагматичным решением, он уедет в собственный выстроенный Ново-Иерусалимский монастырь. Быть может, таким образом, амбициозный патриарх, мечтающий о Вселенском сане, будет рассчитывать, что его будут просить вернуться назад… Только к тому времени, после «шведского вызова» Тишайший царь будет уже другим, не таким, как раньше, времён Смоленского вызова, при знаменном знаке Саввы. Царь Тишайший долго и мучительно размышлял на тему, почему у него было одно «патриаршее благословение», без Саввиного?

14. Дипломатия царя перед русско-шведской войной