Вызов принят. Остросюжетная жизнь работника скорой помощи

Мы подвозим пациентку к автомобилю скорой помощи, перекладываем ее на каталку, надеваем на нее кислородную маску и в итоге ставим ей канюлю. Однако я боюсь, что она может умереть по пути в больницу, потому что мы находимся очень далеко. У нас даже нет времени помыть руки, поэтому Пол остается в задней части автомобиля с пациенткой, а я, окровавленный с ног до головы, сажусь за руль.

Сегодня один из тех дней, когда другие водители ведут себя по-хамски. Автомобили постоянно встраиваются перед нами, и нас никто не пропускает. Каждую секунду я чувствую, как повышается давление. Подъехав к больнице, я ставлю машину на ручник, надеваю пару чистых перчаток и открываю заднюю дверь. Женщина выглядит еще хуже, чем когда мы только увидели ее, но она еще жива, и, что самое важное, ее можно спасти. Мы мчимся в реанимационную зону и передаем пациентку врачу и медсестре. Мы с Полом уверены, что наша часть работы выполнена. Пока мы моемся в раковине, лениво болтая о заполнении документов, мытье автомобиля скорой помощи и домашних делах, к нам подходит врач и спрашивает: «Пол, Дэн, а где младенец?»

Во время осмотра врач обнаружил порванную пуповину и достал плаценту. Мы отвечаем, что ничего не знаем о младенце. Мы спрашивали мужчину о беременности, но он сказал, что пациентка не беременна. В глубине души я корю себя, что мы не надавили на него.

Я связываюсь с полицией и диспетчерской скорой помощи и говорю, что им нужно приехать по названному мной адресу как можно быстрее, потому что в доме может находиться новорожденный ребенок. Позднее я узнал, что полиция действительно нашла младенца в полиэтиленовом пакете в коридоре. К сожалению, он уже был мертв.

Если бы мы знали о младенце, то сразу вызвали бы еще одну скорую помощь. Однако в той ситуации можно было лишь задать вопрос о беременности. Я написал отчет для полиции, вернулся к работе и постарался забыть об инциденте. Это дело не передали в уголовный суд, и я не спрашивал почему. Учитывая то, что произошло ранее, мои коллеги, вероятно, беспокоились, что этот случай может негативно сказаться на моем состоянии. Однако я не чувствовал ничего, кроме беспокойства, что было вполне ожидаемо. Возможно, все было бы иначе, если бы я увидел мертвого ребенка, но мне кажется, я просто стал менее чувствительным.

19 Почему?

Приблизительно в то же время, когда я писал свои посты, благотворительная организация Mind создала программу «Синий маячок», целью которой было повышение осведомленности о проблемах с психическим здоровьем и оказание поддержки работникам экстренных служб. Я связался с теми ребятами, и нам всем было очевидно, что перемены необходимы. Тем временем мы с коллегой по имени Рич, который был ошеломлен, когда я рассказал ему о своем ПТСР, запустили собственную кампанию «Наш синий маячок». Ее цель состояла в том, чтобы призывать людей говорить о психическом здоровье и бороться с предубеждениями.

Мы с Ричем организовали несколько мероприятий для кампании «Наш синий маячок» и программы «Синий маячок». К ним относилась пятимесячная эстафета, во время которой волонтеры из экстренных служб со всей страны передавали друг другу фонарик, а также танцевальный конкурс, ЛГБТ-парад и шестидневная 240-километровая прогулка, во время которой мы посещали участки полиции, пожарные станции и станции скорой помощи по всей стране и обсуждали важность открытых разговоров о психическом здоровье.

Четверо из нас преодолели весь путь от начала до конца, и это было самое сложное, что я когда-либо делал. Мы проходили 40–50 километров в день, а потом просыпались утром и делали то же самое. Однако на станциях нас встречали невероятно тепло. Люди радовались, что мы стали делать что-то для повышения осведомленности о психическом здоровье, и многие из них поделились своими историями. В последний день около ста человек прошли вместе с нами заключительные 30 километров, что привлекло внимание журналистов. О нас рассказали по телевидению, радио и в газетах.

Спустя примерно год с того момента, как мы приехали к окровавленной женщине в ванной комнате, я получил повестку в суд по семейным делам. Власти хотели забрать у матери ребенка, которого мы видели в доме, и просили нас с Полом дать показания.

Ранее я ни разу не давал показания в суде по семейным делам и не знал, чего ожидать. Я пришел в униформе и коротал время, болтая с Полом и полицейским. Хотя снаружи я выглядел спокойным, внутри у меня все бурлило от волнения.

Оказаться в суде даже в роли свидетеля может быть очень тяжело морально, особенно если тебя подвергают жесткому допросу, а ты не можешь вспомнить подробностей.