Вызов

— Да-а, — протянул Гарс задумчиво и полез рукой за пазуху нижнего кафтана, но глаз от написанного всё не отрывал. Может быть он врал и был обучен грамоте, а может пытался разгадать, не надумал ли его надурить молчаливый белоголовый. В итоге он выудил продолговатую монетку и положил рядом с письмом. — Я то, что обещал, всегда выполняю. Ни слова не понял, но выглядит красиво. Хоть на стену приколачивай, как почётную грамоту! А зачитаешь мне вслух? И чай наливай себе, не стесняйся.

Ро покосился на чайник и пустые пиалы, и решил не испытывать судьбу. Однако работу он всегда выполнял на совесть, потому прочитал письмо негромко, но с выражением.

— Ох, хорошо! Сыну понравится. Ах, нет, не про деда, но написано складно. Аж больно на душе становится, что такие мальчишки перебиваются здесь в поисках заработка.

— Ну, я пойду…

— Погоди! — халасатец замахал руками, упрашивая опуститься обратно на лавку. — Погоди минутку, — он вспомнил о чайнике и наполнил обе пиалы, одну из которых тут же поднёс к губам, и после осторожного глотка продолжил: — Дядька у меня помер, плох был совсем. Захудалую кузню мне оставил. Да там больше хлама, чем добра. И после смерти мне удружил! Да что уж, понимаю, сам ведь человек несчастливый. Барахла там немерено и всё железки какие-то. Может удастся продать. Приходи-ка вечерком, поможешь таскать, сам ведь со спиной своей не управлюсь. Дам ещё одну сардину и накормлю ужином. А коли допоздна провозимся, можешь у огня заночевать. Если тебе, конечно, некуда больше пойти.

Ро терпеть не мог жалость и подачки, но словоохотливый Гарс больше сокрушался о себе. Сардина — хорошая плата, а если в кузне найдётся какое-нибудь сносное оружие, то ночевать на улице станет сколько-нибудь безопаснее. Ножик отняли ещё в прошлом году, а ятаган, раздобытый с огромным риском для здоровья, выпал во время бегства по крышам.

— Я подумаю, — бросил Ро, вставая.

— Если надумаешь, приходи. Я буду там ближе к вечернему колоколу. Где «Окорок Ти́ши» в квартале замочников знаешь? Там недалеко. Кузню старого Парша спроси. На вывеске молот с наковальней. Ну, то как у прочих.

— Найду, — отозвался бродяга, спеша сбежать от новых историй.

* * *

То, что нужно в плохую погоду, так это лепёшка из хрустящего теста с сочной и острой начинкой. Ро не стал дожидаться, когда она остынет, и откусил едва ли не пятую часть. Из открывшегося нутра повалил пар и запахло тимьяном, а во рту стало горячо и от обжигающего фарша, и от жгучего перца. Но к особенностям халасатской кухни беглый алорец привык ещё в детстве и жевал с большим удовольствием, пусть и хотел осушить пару кружек воды.

Небо над Рантой заволокли грузные тучи, набросив густую тень на яркие мозаики и витражи. Ожидая грозы, люди и бисты стремились скорее завершить дела и убраться с ветреных улиц. Ещё не наступил вечер, а в городе заметно потемнело, и тут же в противостояние тьме и стуже вступили сотни жаровен и масляных ламп, что озарили оранжевым и красноватым свечением окна домов и плафоны гостеприимных дворов. На самом деле улицы Халасата не были бурыми. Они настолько напитались влагой, что подарили жизнь мириадам растений. Некоторые, вьющиеся и коварные, годами карабкались по фундаментам, балкам и стенам, разрушая древесину и камни. Делая жилища зелёными, но сокращая их век.

Словно в джунглях, поросших мхом, Ро бродил по рукотворным кварталам, наблюдая их причудливую флору и фауну. Люди и бисты жили здесь в тесноте, ютились в маленьких комнатках, наростами облепивших здания. Такие районы постоянно росли и преобразовывались, как отдельный, самостоятельный организм. Проходя под надстройками и досками, перекинутыми между домами, легко было представить арки лесных крон, и сложно было расчертить границу между дикой природой и цивилизацией. Лишь сидские усадьбы выбивались из общей хаотичности. В них обитали те, у кого были слуги, чтобы пропалывать сорняки и полировать камни. Те, кто не терпел условных границ, а стремился узаконить их на бумаге.

Стоило поискать пристанище на ночь. Мало покормить себя горячим: уснёшь промокший на сквозняке, и можешь попрощаться со здоровьем. Ро миновал шумные кварталы, наблюдая картины веселья и пьянства, слыша приглашения девиц с выставленными напоказ грудями, искусственно румяными щеками и выкрашенными в красный волосами, вдыхая умопомрачительный дым от жаровен, где жарили мясо. Это место не стало ему домом, пусть он и родился здесь лет семнадцать назад. Халасатцы не были ни хорошими, ни плохими — просто людьми с кучей привычек и необычных причуд. Бисты от них тоже особо не отличались. Жадность, трусость, похоть — были знакомы всем, как и доброта, чувство справедливости, милосердие. Каждый обитатель Мириана себя стряпал сам, день ото дня добавляя по щепотке всем известных специй.