Вызов

— Уже не первый раз тебя вижу, — начал издалека возможный наниматель, и пришлось выслушивать его словесный поток. — Тут, знаешь ли, лица одни и те же — ни спросу, ни толку. Что ливень, что зной, что туман от дымьяна. Ох, чувствую поясницей, гроза будет! Нет, не подумай, я работника не ищу, но… Эй! Да ты погоди, не отворачивайся! Я слышал, ты письмецо написать способен. Ну то есть по-нашенски, по-халасатски стало быть?

Уже собравшийся уйти, Ро всё-таки остановился и сунул руки в бездонные карманы штанов. На болтуна он посмотрел куда более пристально, пытаясь понять, с чего бы тому просить написать письмо алорца.

— Я бы к Милашу пошёл, да он, собака, — на последнем слове халасатец заозирался, не проходит ли мимо кто-то из бистов-волков, — он, Ликий накажи его жадность, потребует три сардины вперёд. Три! Да где ж это видано⁈

Свалившееся объяснение показалось Ро не очень-то трогательным, но заработать на ужин, несколько минут поводив пером, он всё же не отказался бы. А наниматель всё продолжал:

— Я тогда к торговому дому пошёл, к писарям наведался, но они, соба… негодяи, сговорились! За две сардины я внучку последнему батраку сосватаю! И вот иду и вижу — ты. Видать, Наминэрия мне улыбнулась! А коли так, то и сардины не жалко.

— Можно было просто назвать плату и сказать, что писать, — проворчал Ро и нацепил подобие интереса.

— Пера у тебя, надо полагать, нет, но я дам и перо, и бумагу. Только ты мне честно письмо напиши, не обмани старого человека, — зашёлся таким тошнотным добродушием халасатец, что только чудом удалось не скривиться.

— Идёт. Неси всё сюда, а лучше вон в ту харчевню, — бродяга указал на продуваемую террасу с двумя рядами столов, куда приходили обедать рабочие: две ржанки за миску тушёных бобов.

— Сейчас всё будет, сынок! Храни тебя Светоч! И Дэлл направляй твои руки!

Мужчина суетливо поспешил прочь.

Ро ещё раз обошёл здание и свернул в сторону харчевни. Есть ему хотелось всегда, но торопиться не стоило. Вдруг и правда заплатят сардину, и можно будет позволить себе жаренную свинину. Даже несколько ломтиков на тарелке с маринованным чесноком и булгуром — несказанная радость. Ещё бы спелой хурмой закусить, а не той, какую стащил вчера на рынке. Её он, конечно, доел, чтобы добро не пропадало, но потом минут десять кривился и полоскал рот.

Так Ро и топтался у лестницы, планируя ужин. За стол всё равно не пустят, пока не заплатит. Прошло без малого десять минут прежде чем явился наниматель, оживлённый и падкий на разговор.

— Я этих людоедов всех запомнил! — бросился жаловаться он. — Будто ледский шёлк у них беру, а не бумагу! Нет, я человек не глупый, знаю бумаге цену, но и совесть-то надо иметь, вы, шакалы! — халасатец пробежался взглядом по окружению и выдохнул с неприкрытым облегчением. — Вы, белоголовые, пусть и загадочные — понять вас, что гребные суда по небу пускать! — но старикам не хамите и цену не заламываете. Сказали слово, так то оно и значит. А эти! Вроде и боги у нас те же самые, и воду из одного колодца берём, а дерут, точно волки овцу!

Ро шёл рядом, не перебивая, но как только сел на лавку и водрузил локти на стол, сухо и без предисловий спросил:

— Что писать?

— Ох, да сыну письмецо в Триделе́с. Ты чуток обожди, дай я хоть чай попрошу. С утра на ногах! Тут надышишься смогом, а потом кашель. Пол ночи громыхало и, клянусь тебе, скоро продолжит!

Мужчина обрушился болтовнёй на девушку, что наполняла миски, и своим навязчивым обаянием договорился о чае с корицей и кусочками яблока. Потом он сел напротив и принялся вынимать из сумы всё необходимое.

— Меня зовут Гарсом. Родом я не из Ранты, но вот потянуло на юго-восток. Думал здесь льёт поменьше. Ха-ха! Ох, попутал Ликий меня, легковерного.

Всё это Роваджи слушал вполуха, расправляя перед собой свёрнутый трубкой лист, пододвигая чернильницу и осматривая срез гусиного пера. Он бы не стал притворяться, что ему интересно и тем более кивать и охать в такт, даже посули ему все три сардины.

— Так что писать?

— Писать? Ах, да. Ну, напиши вот так: Здравствуй, сын! Ну то есть Кардам. Имя только напиши, он и так знает, что сыном мне приходится. Спроси, как у него дела. Как жена? Как внуки? Мои внуки, а не его. Стало быть, спроси, как дети. И напиши, что помер его двоюродный дед. Дядя мой по батюшке. Пусть знает. И что мать ему привет передаёт. Просит приехать в следующем году на день Равновесия.

Дослушав, Ро кивнул и стройным внятным текстом изложил прозвучавшее на бумаге.

— Как ловко у тебя получается! — нахваливал Гарс. — И строчки такие ровные! Ты часом не из благородных? Ах, погоди, у вас же сидов не бывает. Ты, парень, послушай старого человека. Какой тебе работный дом? Иди в писари! Заткнёшь за пояс этих стервятников!

— Вот, — бродяга пододвинул заказчику готовое письмо.

Халасатец сощурил ярко-зелёные глаза, словно вчитывался.

— Сардину плати, — потребовал Ро, не желая больше тратить своё время, пусть у него и не было никаких планов на сегодня, да и вообще на жизнь, не считая сытного ужина.