Выстрел в лесу

Он вприпрыжку убегает, скрываясь за штабелями кирпича. Всю оставшуюся часть дня Ромас работал быстро и ловко, рассказывал интересные случаи из прочитанных книг, затевал разные проделки.

Алпукас следил за ним и не мог понять, отчего он так весел. Ведь ничего радостного сегодня не произошло.

В самом деле, ничего ведь не произошло!

Доброе дело сержанта Кумписа

Вернувшись в день церковного праздника с базара, сержант Кумпис занялся хозяйством: наколол дров, принес из колодца воды… На какое-то время жена доверила ему присматривать за кипящими на плите горшками. Она купала ребятишек и только командовала: «Снимай пену», «Подкинь дров», «Клади соль».

Наконец приготовление пищи было успешно завершено, и сержант, пообедав, ушел в другую комнату. За ним потянулись дети — четверо карапузов, мал мала меньше. Обычно после обеда Кумпис любил поиграть с ними. Но на этот раз дети были выдворены из комнаты. Нужно кое о чем подумать. И не просто подумать, а найти верный способ прижать Зуйку. «Оленье дело», как значится в его записной книжке, все еще не кончено. Начальник уже несколько раз интересовался, нет ли новых сведений. Сержант все, казалось, изучил, но нащупать хоть какой-нибудь след не было никакой возможности. И вот мальчуганы заметили на Зуйке желтые сапоги. Возможно, что это конец ниточки. Надо ухватиться за него и распутывать клубок, хотя сапоги — улика весьма и весьма шаткая.

Он принялся размышлять, как бы похитрее повести дело. Конечно, можно устроить обыск в доме Зуйки, допросить его самого, и дело с концом. Но Кумпис не любил «грубых мер», как он говаривал. Не зря его считали человеком неглупым, который умеет, когда надо, «поворочать мозгами» и всегда найти хороший выход. Сталкиваясь с каким-нибудь запутанным преступлением, начальник часто поручал его Кумпису.

Однажды в местечке пропал откормленный боров, которого вот-вот собирались резать. Сколько ни разыскивали — никакого следа. Боров будто сквозь землю провалился. Как-то сержант случайно заметил на заборе сохнувший после стирки мешок. В уголках и швах мешка сохранилось немного золы. Сержант вспомнил, что в хлеву, откуда пропал боров, тоже была рассыпана зола, и у него возникло подозрение. Кумпис знал эту воровскую уловку: чтобы боров не визжал, не поднимал шума, похитители накидывают ему на голову мешок с золой и преспокойно уводят.

Сержант Кумпис сообщил о своем подозрении начальнику. Вора схватили.

Умно поступал Кумпис и в других случаях. О да, когда надо, он умел «поворочать мозгами»! Поэтому и теперь сержант серьезно задумался. Скажем, кто такой Зуйка? Пьяница, последний забулдыга. Все, что мог пропить, — пропил, жена с детьми покинула его и вернулась к родителям. Ясно, что за жизнь с таким человеком. Хорошо еще, тихий: напьется, свалится где-нибудь под забором и храпит. Даже милиция на него плюнула: «А-а-а, это Зуйка из Стирная! Проспится и домой подастся. Что с ним возиться…»

Сказать по совести, сержант не мог бы дать голову на отсечение, что оленя застрелил именно Зуйка. Но сапоги?.. А может быть, он только сообщник? Может, за его спиной стоят другие, более ловкие преступники? Да, нужно выяснить историю с сапогами, как-нибудь хитро подъехать к Зуйке и выяснить.

И сержант снова принялся взвешивать создавшееся положение, искать способ «прижать» Зуйку.

Однако ничего особенного придумать не удалось ни в тот день, ни на следующий. Сержант решил, применившись к некоторым обстоятельствам, идти напрямик. План его был таков: застать Зуйку в пьяном виде (а трезвым тот бывает редко) и все выведать. Быть не может, чтобы Зуйка не проболтался, если с умом ввернуть вопросик.

В среду, в базарный день, сержант принялся высматривать по местечку Зуйку. Самый подходящий повод поговорить с ним. Но Зуйки не было ни на базаре, ни в местечке. Сержант дождался следующего воскресенья и снова пустился на розыски. Напрасно. Тогда Кумпису пришло в голову, что Зуйка, должно быть, пьет дома, почему и не показывается. Дождавшись понедельника, Кумпис оседлал велосипед и отправился в Стирнай.

Но, добравшись до деревни, он не сразу повернул к Зуйке. Прокатился на велосипеде мимо его избы раз, другой, потом на опушке леса за деревней выкурил несколько сигарет и только тогда направился во двор.

Как сержант и предполагал, Зуйка был дома. Но трезвый как стеклышко. Это обескуражило Кумписа. Зуйка только что подмел избу и теперь ремонтировал кровать, широкую, старинную, почти совсем развалившуюся, которая была единственной мебелью в доме, если не считать кривого столика, сколоченного из досок, и такой же кривой табуретки. Все остальное увезла жена или сам Зуйка продал и пропил.

Сержант, не дожидаясь приглашения, сел на табуретку, которая жалобно запищала под ним, и сказал:

— Мотался, мотался по деревне и до того устал, что двинуться не могу. Загляну, думаю, к тебе дух перевести.

— Видел, что носишься высунув язык, — пробормотал Зуйка, не глядя на него и не переставая стучать молотком по спинке кровати.