Выбраковка

Но того мальчика родители не прятали от мира. Наоборот, они тянули его изо всех сил, как проклятые. Всячески пытались врастить в общество и само общество приучить к тому, что мальчишка в порядке. Им это почти удалось. Почти. Даже медкомиссия необычно долго тянула с решением — жалко было парня, настолько он перешагнул данные от природы возможности. Им откровенно восхищались. И будь он просто жертвой родовой травмы — оставили бы всё как есть. Но дело оказалось в наследственной мутации. За мальчиком приехали врачи АСБ, забирать в интернат. Отец мгновенно обезумел, вытащил из-за шкафа двустволку и подписал этим приговор всей семье.

— Играй, малыш, — негромко сказал Гусев и прикрыл дверь.

«А что бы сделал ты, Гусев, на её месте? Я? В первую очередь я бы выбрался из города. Очень много лет назад, когда ребёнок был ещё совсем маленький и не вызывал пристального внимания. Я бы забрался в деревню, в самую несусветную глушь, туда, где милиционера не видят годами, а о выбраковщиках знают только понаслышке. И там… Возможно, там у мальчишки появился бы шанс. К нему быстро бы привыкли, считали бы за своего, он вырос бы в какого-нибудь подпаска и спокойно прожил жизнь. Нормальным деревенским дурачком прожил бы. Счастливым, наверное. Да, счастливым…

Но это — если бы я. Если бы у меня. Интересно, почему она так не сделала? Наверное, я прав, и наша сегодняшняя клиентка просто завела себе игрушку. Такую надрывную, трагическую, садомазохистскую игрушку. Ей-богу, лучше бы она купила домашнее животное и мучила его. Морскую свинку какую-нибудь.

Интересно, а ты бы отдал своего ребёнка в брак, Гусев? Ты, который знает правила игры изнутри? М-м… Новорождённого — да, конечно. А вот если аномалия открылась бы позже, годами позже? Так я же говорю — в деревню. И фиг бы его там нашли. Ладно, Гусев, расслабься. Перед тобой всегда стоял другой выбор. И ты тоже честно его делал. Вот именно — честно. По справедливости. И в чём она заключается на данный момент, ты отлично знаешь. Справедливость ходит в белом халате. Вот и зови её сюда».

Женщина всё так же стояла посреди комнаты, выкручивая себе пальцы. Гусев уселся на прежнее место, с облегчением водворил в кобуру игольник и достал трансивер.

— Простите, Вера Петровна, этот случай вне моей компетенции. Разбираться должен специалист. С вашего позволения, я его вызову. Алло! Это Гусев. Медэксперта прошу ко мне.

— Вы его убьёте… — прошептала женщина. — Вы же его убьёте…

— Зачем? — удивился Гусев как можно более искренне.

— Я знаю, убьёте. Не надо лгать! Вы их всех убиваете! Подонки!

— Он поедет в закрытую школу…

— Мерзавцы! Фашисты!

— У него будут наконец-то друзья. Вы сможете его навещать…

— Грязная сволочь! Педераст вонючий! — Женщина наконец-то справилась со своими руками, теперь она держала их согнутыми в локтях, и пальцы её целились Гусеву в лицо. А ноги согнулись в коленях для прыжка. — Убийца! Сраный поганый ублюдок!!!

— Да вы же сами его чуть не угробили!!! — от души проорал Гусев. — А теперь он будет жить! Будет, чёрт возьми!

Валюшок успел выстрелить. Женщина упала головой на колени Гусеву, и тот брезгливо спихнул её на пол.

— В глаз целилась, — пробормотал он. — Вечно они целятся мне когтями в глаз.

Валюшок смотрел на женщину, а сам вжимался спиной в косяк. Никогда его раньше не окатывала с головой такая бешеная волна чужой ненависти. Женщина кричала вроде бы только на Гусева, она и прыгнула именно на него, но Валюшку тоже хватило.

Гусев зябко поёжился. Нужно было вызывать поддержку, но сил не хватало поднять руку и снова нажать тангенту. Он чувствовал себя вымотанным до предела.

— Что с ребёнком? — тихонько спросил Валюшок.

— Поживёт ещё, — ответил Гусев. — Надеюсь. Пусть хоть немного поживёт… В принципе мы ведь ему задолжали. Либо десять лет жизни, либо никаких мучений. А сейчас его усыпить — это будет совсем уже несправедливо. С училки-то взятки гладки, она же не в себе. Но её страх перед выбраковкой… Косвенно перекладывает вину на нас. Как вы думаете, господин суперагент? Кстати, ты молодец. Спасибо.

Валюшок неопределённо шевельнул бровью, достал сигареты и прикурил сразу две. Видно было, что Гусев нуждается в помощи. Никогда ещё Валюшок не видел его таким подавленным.

Как ни странно, сам он никаких особенных угрызений совести не чувствовал.

Глава семнадцатая