Выбор Зигмунда

Рано или поздно полиция поймет огромные возможности этого прибора, особенно при расследовании преступлений, связанных с сексуальным насилием. Пару лет назад он написал в Скотленд-Ярд, что готов проверить на полиграфе тех, кого подозревают в преступлениях так называемого Джека-потрошителя. Но эти заносчивые английские мужланы не соизволили ему даже ответить.

– Вы слушаете меня, доктор? Кажется, вы о чем-то задумались. Я сейчас говорил вам, что теперь есть даже фотографический аппарат для портретов. Правда, я по-прежнему предпочитаю портреты, которые написаны маслом: они мне кажутся более правдивыми.

– Очень прошу вас извинить меня, ваше высокопреосвященство, я думал об одной вещи.

– Вы родились, чтобы вызывать у людей любопытство, – сказал Рамполла, скрестил ноги и опустил подбородок на сжатый кулак.

– И для того, чтобы устраивать сюрпризы. Не один сюрприз, а два, – заметила Мария.

– Синьора Монтанари – моя ассистентка: мне нужен человек, чтобы настраивать полиграф на рабочий режим. Но если вы не хотите пройти испытание на этом аппарате, я попрошу ее уйти. Что касается остальных испытаний – она заслуживает доверия и так же, как я, обязана хранить профессиональную тайну.

Фрейд сознательно солгал, рассчитывая на то, что кардинал не станет слишком копаться в мелочах. Судя по тому немногому, что он знал о Рамполле, тот или откажется, или согласится, не создавая ему больших проблем.

– По-моему, я уже где-то видел эту синьору, – рассеянно заметил Рамполла. – В любом случае мне нечего скрывать, разве что те немногие тайны моей совести, которые я открываю только Господу.

– А также своему духовнику. Я полагаю, что это монсеньор Хоакин де Молина-и-Ортега? – сказал Фрейд, беря в руки тетрадь для записей.

Если бы Фрейд действовал обдуманно, он бы никогда не задал Рамполле этот вопрос, способный разрушить установившиеся между ними хорошие отношения.

Когда он был ребенком, его отец часто рассказывал ему о том, что в австрийских горах живут лепреконы – маленькие лесные духи, способные становиться невидимыми, легкие как перышко. Носы у них большие и приплюснутые – возможно, потому, что их предки были евреями. Иногда эти проклятые гномы садятся человеку на плечи и коварно шепчут ему вредные подсказки: советуют задрать девушке платье, украсть фрукт с тележки, запеть песенку во время религиозной службы, дать подножку пьяному грузчику или просто сказать что-то неуместное не тому человеку в неподходящий момент.

Несколько минут назад такой лепрекон, должно быть, сел ему на плечи и подсказал задать Рамполле этот вопрос. Кардинал прищурил глаза, чтобы лучше видеть, потом поднял брови и сделал глубокий выдох, показывая безграничность своего терпения.

– Я подтверждаю, что вам нет подобных, и во имя нашего братства, – он повернулся в сторону Марии, но ее глаза по-прежнему были опущены, – подтверждаю вашу догадку, которая была лишь предположением, потому что я не могу себе представить, чтобы добрый Хоакин сказал вам об этом.

Фрейд мысленно благословил странного доброго лепрекона, без помощи которого никогда бы не осмелился задать кардиналу такой вопрос, даже не напрямую.

Итак, он получил подтверждение. Эти трое исповедуются друг перед другом: де Молина у Орельи, тот у Рамполлы, а Рамполла у де Молины. Если один из них был замешан в какой-то щекотливой истории, про это должны были бы знать минимум двое – виновный и его духовник. Если, конечно, допустить, что они верят в освобождающую силу таинства исповеди. Оно к тому же позволяет виновному повторять его грех и при этом сохранять душу чистой. Насколько Фрейд знал, с точки зрения католических богословов, достаточно раскаяться, чтобы душа осталась белой как снег. И все каются в своих грехах, чувствуют, что их проступки – действительно грехи, но получается, что снова совершить тот же грех – просто повторное падение, после которого очень просто встать на ноги, достаточно исповедаться.

Ну и религия! Если бы все люди в мире были католиками и соблюдали ее правила, его терапевтический метод был бы бесполезен. Исповедь уничтожает чувство вины, решает все проблемы. Фрейд никогда не сомневался, что в прежние века это таинство было эффективным противоядием и бальзамом против неврозов.

– Я все еще жду, чтобы вы мне сказали, о чем вы думали, доктор. Сейчас мне кажется, что вас что-то отвлекает. – Рамполла с видом сообщника приблизился к доктору и понизил голос. – Дело не в вашей красивой ассистентке? Если хотите, мы можем ее отослать.

– Нет-нет. Снова прошу у вас извинения, – ответил Фрейд и перешел к первому замечанию Рамполлы: – А то, о чем я думал недавно, касается только моей совести. Она есть и у нас, атеистов, – пошутил ученый. – Она даже единственное понятие, которое мы перенесли в свое мировоззрение из религии. Когда-нибудь я буду счастлив поговорить с вами об этом, но, пожалуйста, не сегодня.