Второй фронт

Шубов, открывая совещание, обрисовал катастрофическое положение с тяжелым молотом и необходимость изготовления стопятидесятитонного шабота. Иначе сорвется производство танков.

— Товарищи, мы уже говорили с ведущими специалистами здесь, у меня. Все считают, что отливку шабота может произвести только наш лучший мастер товарищ Клейменов. Мы дали ему время подумать и сегодня ждем окончательного ответа. Пожалуйста, Гаврила Никонович.

Сегодня Гаврила Никонович явился в костюме и даже повязал галстук, который все время сползал набок и конфузил его.

Поднявшись, Гаврила Никонович откашлялся, чтоб преодолеть смущение, и заговорил своим глуховатым басом:

— В прошлый раз тут наш главный металлург Вадим Казимирович высказал сомнение насчет отливки шабота. Может быть, с точки научной это и невозможное дело. Но мы глядим по-рабочему, практически. И выходит, что можно отлить.

Инженеры недоуменно переглянулись.

— Конечно, есть некоторые опасения. Опока получится очень высокой, к ней неудобно будет подступиться. Формовщики побаиваются, как бы ее не разорвало. Сто пятьдесят тонн расплавленной стали — не шутка…

Гаврила Никонович опять кашлянул в кулак, собрался с мыслями и продолжал решительно:

— Мы поступим так. Будем отливать не в литейном, а в мартеновском. Там больше ковши. Выкопаем в цеху яму. Забетонируем, чтобы оградить от почвенных вод. В ней поместим опоку и из двух ковшей одновременно произведем заливку.

— Находчиво! — воскликнул Махов. — Право, находчиво.

— Это я не сам выдумал, — смущенно закашлялся старый мастер. — Этак на Малинском заводе двухсоттонные станины для блюминга отливали. Со мной пришла моя невестка, инженер с Малинского завода Татьяна Михайловна. Она вам подробней обскажет.

Шубов давно поглядывал на красивую, синеглазую женщину, не понимая, где ее нашел Клейменов и зачем привел сюда. Теперь, поняв все, он оживился:

— Пожалуйста, Татьяна Михайловна. Мы рады послушать вас.

Татьяна поднялась и без всякого смущения очень просто и ясно рассказала, как отливали станины для блюминга, и даже прочла два абзаца из газеты.

— Благодарю вас, Татьяна Михайловна. — Шубов обвел взглядом собравшихся: — Ваше мнение, товарищи?

Все молчали.

— Что вы теперь скажете, Вадим Казимирович? — обратился он к Случевскому.

— Я придерживаюсь своего старого взгляда, — потирая горбатый нос, невозмутимо ответил Случевский. — Я за то, чтобы не рисковать.

— Позвольте мне! — попросил слово Махов и, встав, грозно взглянул на Случевского: — Может, вы предпочли бы вообще ничего не делать и спокойно дожидаться, пока кто-то выручит… А ведь к нам с неба не упадет новый шабот. На Уралмаше справлялись — у них дел по горло… Вы боитесь рисковать? Чем? Своей репутацией? А на фронте наши братья каждый день жизнью рискуют. Да, жизнью! Надо наконец понять, что идет смертельная война и никто не имеет права благодушествовать. Это не только стыдно и позорно. Это сегодня — преступно! Есть ли у кого-нибудь серьезные возражения против отливки шабота на нашем заводе? Нет! Вы как смотрите, товарищ директор?

— Я одобряю, — поднялся Шубов. — Я решительно одобряю предложение товарища Клейменова.

— Тогда вопрос решен, — заключил Махов. — Ответственность за отливку я беру на себя. А вас, Семен Семенович, прошу специальным приказом запретить главному металлургу вмешиваться в это дело.

Гаврила Никонович с Татьяной вышли из кабинета одними из первых и на мгновение остановились в приемной, соображая, куда идти. Вслед за ними вышел и Махов.

— Ну, поздравляю с победой, Гаврила Никонович, — заговорил он, пожимая ему руку.

— До победы еще далеко, — возразил старый мастер.

— Ничего, она придет. И очень скоро. А вас, Татьяна Михайловна, я благодарю. Буду рад, если вы согласитесь работать на танковом.

— Спасибо. Большое спасибо. Но я считаюсь эвакуированной и должна вначале показаться на своем заводе.

— Верно, верно, согласен. Но в случае чего — милости просим. Нам смелые инженеры нужны…

Подошел Копнов:

— Извините, Сергей Тихонович. У вас в кабинете эвакуированные. Хотят видеть вас лично.

«Уж не с нашими ли беда?» — подумал он и, попрощавшись с Татьяной и Гаврилой Никоновичем, пошел по коридору, обгоняя Копнова.

В кабинет вошли вместе. Махов, увидев женщину в выгоревшем плаще и двух ребятишек, сидящих к нему спиной, вздрогнул, остановился. «Неужели мои? — мелькнула мысль, но тут же отхлынула. — Нет, непохожи… Может, ехали с нашими?»

В это мгновенье женщина повернулась.

— Ксюша! Ксюшенька! — закричал Махов и, бросившись к ним, обнял всех троих, стал целовать, приговаривая: — Живы? Приехали! Голубчики вы мои…

Копнов, считавший Махова строгим, даже суровым человеком, умилился его нежности и, попятившись, незаметно вышел из кабинета.

3

В конце августа Клейменовы переехали в город. На даче остались лишь старики, решившие зимовать в сторожке. И им война прибавила дел. Надо было заготовить впрок грибов, получше оборудовать подпол для картошки, насолить огурцов и капусты.