Второй фронт

Зинаиде льстило это ухаживание, но она держалась строго, как исстари было заведено у них в семье. Да и мысли ее были там, на границе, где служил Николай.

Вспыхнула война, и многие из ее поклонников ушли на фронт, и библиотека совсем опустела. Изредка заглядывали за справочной литературой солидные, занятые инженеры и тут же уходили.

Зинаида целые дни проводила в грустных раздумьях, в тоске. «Хоть бы какая-нибудь весточка от Николая. Хоть бы одно слово… Ведь и Ольга, и Татьяна наконец получили известия от своих. Почему же мне так не везет…»

В Зеленогорске несколько школ оборудовали под госпитали и привезли раненых, и Зинаида вместе с девушками из центральной библиотеки организовала для них библиотечки-передвижки. Иногда она читала раненым воинам веселые рассказы Чехова и О’Генри, искала фронтовиков, которые в первые дни войны были под Брестом. Хотелось хоть что-нибудь узнать о Николае или его части. Но таких не находилось… И когда Татьяна поручила ей подобрать газеты для отца, Зинаида с радостью взялась за это дело.

Ей удалось найти в газетных подшивках несколько статей и даже брошюрку: «Как создавали блюминг».

Аккуратно вынув из подшивок газеты со статьями, она положила их в большой конверт вместе с брошюрой и, отпросившись у заведующей, приехала домой пораньше.

— Это именно то, что нам нужно, милая Зинуша, — воскликнула Татьяна, взглянув на газеты. — Ты и представить не можешь, какую помощь оказываешь заводу.

— Да, может, в этих газетах и нет ничего такого?

— Есть, есть!.. А вон, кажется, и Гаврила Никонович идет! Зови его скорей.

Зинаида бросилась навстречу отцу, но тот, выслушав ее, усмехнулся в усы.

— Раз газеты привезла — они никуда не денутся. Вот помоюсь, переоденусь, тогда и почитаем.

Татьяна и Зинаида нетерпеливо ждали его на террасе.

— Погоди, мать, не до еды! — послышался глуховатый бас, и Гаврила Никонович вышел на террасу.

Зинаида тут же принялась читать вслух, иногда останавливаясь на непонятных словах, которые поясняла Татьяна.

— Ну, башковит у вас народ на заводе! — ласково поглядывая на Татьяну, басил Гаврила Никонович. — Ловко они удумали — в яме отливать. А ведь литейка-то, поди, похуже нашей была?

— Не знаю, но наш завод очень старый. Хотя его и реконструировали, но все же с новыми не сравнится. А вот мастера у нас замечательные.

— Что говорить, раз такую штуку удумали. Молодцы! Я так смекаю, дочка, что нам свою работу по их модели надо строить. Вот только не пишут, как охлаждали отливки. Ведь экие махины должны долго остывать. А литейщиков тоже, должно, подгоняли.

— Пишут, что к Первому мая брали обязательство.

— Вот, вот! Может, студили холодным воздухом?

— Этого я не знаю, Гаврила Никонович, — озабоченно сказала Татьяна. — Но думаю, что искусственное охлаждение могло повлиять на качество отливки. Его вряд ли применяли. Трудно было добиться при холодной струе равномерного остывания.

— Вот и я опасаюсь этого. А все же в яме-то будет похолодней, чем наверху?

— Конечно, Гаврила Никонович. Вы же сами, очевидно, отливки из качественной стали остужаете в колодцах?

— А как же? Как же… Обязательно. Стало быть, и в этом отношении в яме отливать выгодней?

— Безусловно!

— Ну, спасибо, дочки, что просветили, надоумили старого мастера. Дайте-ка мне эти газетки, я ишо сам почитаю. Завтра мне надо ответ давать.

В последние дни на завод стали прибывать эшелоны с оборудованием и семьями рабочих и специалистов. Оборудование сгружали прямо на землю, иногда в грязь, в лужи. А людей надо было расселять, устраивать.

Махов почти не бывал в своем кабинете. Надлежало следить за перетаскиванием и монтажом станков, сортировать прибывающее оборудование, на ходу внося коррективы в расстановку станков и механизмов. У него не оставалось ни сил, ни времени, чтоб заниматься эвакуированными, и он договорился с Шубовым, что тот заботу о них возьмет на себя.

Шубов был дружен с городскими властями, которым до войны немало содействовал в благоустройстве города; а сейчас они взялись энергично помогать заводу. Уральцы радушно встречали приезжих, охотно уступали им комнаты, делились посудой, мебелью. Размещение первых эвакуированных шло хорошо, и Шубов даже позвонил Парышеву и доложил о приеме нескольких эшелонов с оборудованием и людьми. Парышев похвалил и просил всемерно помогать Махову с организацией производства.

— Помогаю. Всеми силами помогаю, Алексей Петрович. Нашел редкостного мастера — решили сами отливать шабот.

— Хорошо, молодцы. Желаю успеха! — сказал Парышев. — Я скоро прилечу сам.

Эти слова наркома ободрили Шубова. Он положил трубку, взглянул на часы: «Ого! Уже одиннадцать. Через час совещание по шаботу. Решится ли Клейменов?» Он позвонил во второй литейный, напомнил.

Совещание по шаботу началось ровно в двенадцать. Кроме тех, кто был в прошлый раз, на него были приглашены ведущие инженеры и мастера из литейных цехов и модельщики.

Гаврила Никонович явился вместе с молодой, красивой женщиной, что вызвало любопытство на лицах собравшихся. Однако ни директор, ни Махов не спросили его, кто она и зачем приглашена на совещание.